Фарфоровое лето

— Стрелять мы ей не разрешим, — сказал дедушка Юлиус и налил мне.

Мы чокнулись.

— Ты еще сердишься на меня? — спросила я.

— Нет, если у тебя были причины забыть обо мне, — ответил дедушка Юлиус, не только потому, что хотел помочь мне. Я знала его любопытство в том, что касалось меня.

— Ты знаешь, — сказала я осторожно, — у меня было много дел, я познакомилась с несколькими новыми людьми.

— То, что у тебя было много дел, мне уже известно от Елены. То, что ты при этом знакомишься с новыми людьми, само собой разумеется. В любом случае они, вероятно, интереснее меня.

— Нет, — возразила я, — не интересней. Просто другие.

— Молодые, — сказал дедушка Юлиус.

Я кивнула. Допила шампанское, позволила налить себе еще и съела четвертое канапе.

— Что говорит по поводу твоих новых друзей твой муж? — спросил дедушка Юлиус.

— Что он должен говорить? — ответила я с набитым ртом. — Все абсолютно невинно.

— Жаль, — заметил дедушка Юлиус. Мы засмеялись.

Потом он сказал:

— Расскажи мне об этих людях.

Я так наглядно описала Руди Чапека с его многочисленными достоинствами и немногочисленными недостатками, что дедушка Юлиус выразил желание познакомиться с ним.

— Это можно сделать, — сказала я, — как-нибудь приведу его к тебе.

— А другой, там же есть еще и другой?

— Того я знаю похуже, — сказала я, — собственно, мы знакомы лишь поверхностно.

— Кристина, — предостерег дедушка Юлиус, — если рыльце в пушку, не следует изворачиваться. Выкладывай.

— Пожалуйста, поверь, это правда, — уверяла я, — мы с ним редко виделись.

— Значит, Конраду не стоит беспокоиться из-за этого поверхностного знакомства? — спросил дедушка Юлиус.

Я молчала. Но призыв дедушки Юлиуса к моей нечистой совести и странная тяга к откровенности все-таки заставили меня признаться, что я еще ничего не рассказывала Конраду о друге Руди Чапека.

— Потому что это неважно, — сказал дедушка Юлиус, глядя мне в глаза.

Я была не в состоянии сказать «да».

Дедушка Юлиус рассказал несколько своих старых анекдотов в новой интерпретации, мы с удивлением обнаружили, что бутылка опустела, я спросила, не повредит ли ему это, он ответил, что шампанское действует на него лучше, чем травяной чай на его сестру Эллу. Все было как прежде, лишь когда я попросила, чтобы дедушка Юлиус завел часы, он стал серьезным.

— Кристина, — сказал дедушка Юлиус, — эта болезнь имела и хорошую сторону. Я наконец составил завещание. Все должно достаться тебе. Я хочу, чтобы ты знала об этом. Хочу, чтобы ты радовалась, хочу еще успеть увидеть твою радость.

Конечно, я сначала заплакала. Растрогавшись, ощущая боль при мысли, что когда-нибудь потеряю дедушку Юлиуса. Но я поняла, что он хочет видеть мою радость, и через некоторое время я смогла радоваться, я сказала ему об этом и поняла, как это для него важно.

— Мое завещание, — сказал дедушка Юлиус, — находится у доктора Вильда.

— Я приходила к нему в контору не так давно, — сказала я.

Как ни странно, дедушка Юлиус не спросил меня о причинах этого визита. Если бы он сделал это, я ответила бы ему: из-за Клары Вассарей. И я сказала бы ему, что не буду больше обижаться, если меня будут сравнивать с ней, потому что это сравнение утратило свой смысл. Между мной и Кларой Вассарей встала моя жизнь, в которой наметились перемены, прежде всего встал Бенедикт Лётц, вытеснивший Клару медленно, но бесповоротно.

Рождественский вечер мы с Конрадом как всегда провели вдвоем. Конрад очень постарался с подарками, больше, чем обычно, он считал, что угадал мои тайные желания, но это было не так. Моя радость по этому поводу была весьма сомнительного свойства. Мой подарок — впервые с тех пор, как мы поженились, — не отличался оригинальностью, я подарила Конраду два хорошо переплетенных издания классиков и сказала, что их можно использовать для украшения его конторы. Конрад поблагодарил без особой теплоты. Потом мы вместе долго смотрели на многочисленные огни маленькой елочки. У меня было довольно скверно на душе, хотелось как-то поднять настроение, и мне пришла в голову глупая идея.