Жизнь, она как раз и есть один из таких «фактиков». Сколько философов, сколько хитроумных логических построений, систем, практик, сколько «измов», а «яйцо» никак не заглатывается.
Трактат «Истина истин», том 18, часть 7, стр. 839, 15-ая строчка сверху: «Продолжение следует».
Стёклышко в калейдоскопе задумалось. А калейдоскоп-то вертится. Другие толкают: «Хватит думать, надо образовывать узоры, пошевеливайся!»
Киев. 5 утра. Тёплое утро. Стою посреди мостовой, рассматриваю каких-то кариатид, вылетает из-за угла обшарпаный «газик», высовывается из окна шоферюга: «Ну что вылупился, г…н штопаный!», — и умчался.
Такая рань! Во всём Киеве, наверное, только два человека и не спали: я да этот тип. И я ему помешал! Ну, ничего. Спасибо шоферюге, с тех пор я частенько вывожу себя из состояния созерцательности этой самой фразой.
«Господи, в каком зыбком, ненадёжном мире мы живем. Увы, ни в чём здесь нельзя быть уверенным больше, чем на сто процентов» (наскальная надпись, приблизительно 9–10 век до н. э.).
Первые десять тысяч лет после смерти обычно смеёшься над собой: каким же я был дураком!
Пьяненький писатель плачется: «Вот уже много лет хочется мне создать что-нибудь серенькое, бездарное, пошлое, но нет — всё шедевры и шедевры. Тощища!»
Все наши несчастья происходят от того, что мы не умираем после брачной ночи. Самки каракуртов, те это понимают — съедают на завтрак своего супруга, и дело с концом. Самка же человека — это вам не каракуртиха: она растянет удовольствие на всю оставшуюся жизнь.
У неверующих в самой потаённой глубине души теплится огонёк веры.
У верующих в самой потаённой глубине прячется маленькая холодная змейка неверия.
«Опереться можно только на то, что оказывает сопротивление».
Вот и пусть Зло попробует на нас опереться!
Жизнь прекрасна!
— Да, но нам-то от этого не легче…
Меланхолия.
«Разбиты надежды на близкий конец света. Вечно эти концы света срываются. И хоть бы кто-нибудь извинился!» (наскальная надпись, приблизительно 20–21 век н. э.).
Сержант: «Гвардии рядовые участники этногенеза! Равняйсь! Смирно! Запевай!»
В гонке, которая даёт начало нашей жизни, побеждает самый быстрый. Но, увы, не самый умный. Самый умный вообще не бежит. Идёт себе вразвалочку, не поддаваясь коллективному психозу. Вот так и выходит, что, кто поумнее, не родятся.
Запись в больничной карточке: «Педикулёз и мания величия».
И на строительстве воздушных замков тоже воровство, травматизм, мат-перемат?
Обманутые и смеющиеся, где вы? Где вы, обманувшие и плачущие? Что-то вас совсем не видно…
Гении всё хватают и хватают звёзды с неба.
Когда же дойдёт очередь до нас, простых людей?
Марионетки, управляемые четырьмя ниточками, — это вам не марионетки, управляемые тремя ниточками. Важности-то, важности!
Бедняки уверены, что от счастья их отделяет только отсутствие денег. Счастливые слепцы. На вершинах материального благополучия обнаруживается, что вот, ничто уже не отделяет тебя от счастья, и что же — счастья-то нет! У бедняков хоть какие-никакие иллюзии. А тут? Стужа! Ничего нет между тобой и счастьем. Ничего. Что же дальше-то, а? Бедные, бедные богачи.
Изобилие подчёркивает бессмысленность бытия ехиднее, чем скудость.
Не позавидуешь старикам — всё-то у них позади.
Не позавидуешь молодым — всё-то у них впереди.
Как жаль, навсегда поглощён бездонным омутом времени чудесный, сладостный возглас:
Разумеется, пишущему страсть как хочется произвести впечатление на читающего.
Но уж, конечно, не так он глуп, чтобы взять да и признаться в этом.
Основание для радости — почти всегда заблуждение.
Основание для горести — почти всегда прозрение.
Восхищаться надо не умом, а тем, как этот ум употреблён. Ум — всего лишь инструмент. Бывает, поганенькому человечишке достаётся замечательный инструмент. И наоборот бывает.
Эх, да чего тут только не бывает!
Узнавший об измене рогоносец разительно напоминает замечательную гравюру в книжке о Робинзоне Крузо, ту, где он — помните? — обнаруживает на своём острове след чужой ноги.
Для мечты сбыться — значит умереть. Поэтому-то мечты изо всех сил и стараются не сбыться.
Гении
Обычные люди
Не может быть, чтобы у альтруизма не было хоть какой-нибудь да корысти.
Носороги непременно навяжут жирафам состязание в толщине кожи, а не в длине шеи.
Эвфемизм.
Сумасшедший дом на миллион и более пациентов принято называть мегаполисом.
Не передать словами, как восхитительно возрастает наша храбрость по мере убывания опасности.
К чести своей должен сказать: больше 40 раз на одни и те же грабли я не наступаю.
Что бы нам тут такое открыть, чтобы удивить самого Всевышнего?