Фарфоровый птицелов

Земля. Дороги. Ландшафты. Проснуться на постоялом дворе, позавтракать яичницей и идти по дороге, не зная, что ждёт тебя там, дальше… Красные утёсы, мрачные ущелья, горные потоки, леса, пустыни, милейшие зелёные холмы и широкие медленные реки. А ещё дожди, дождички, ливни, водопады, океанский прибой, тёмные, гипнотизирующие заводи — прекраснейшие многообразные лики воды! Неотразимо притягательны пейзажи Земли. Как её не любить, окаянную эту планету, которая никогда не будет тебе принадлежать! Будет только сводить тебя с ума, несчастную эфемериду, чей век — одна минута.

136

— Хе-хе, а не заключается ли секрет неотразимого обаяния земных ландшафтов в хорошо продуманном устройстве человека?

— Ах, да, да, конечно! Совсем забыл, простите меня!

137

Каждому человеку при рождении даются крылья. Но лучше держать их где-нибудь в шкафу. Изредка можно полюбоваться, но летать — ни боже мой! Посмотрите только, что бывает с простаками, которые пользуются крыльями по назначению.

138

Виртуозность.

Можно ли представить, чтобы Ромео виртуозно, высокопрофессионально любил Джульетту?

А разве виртуозно писал Гоголь? Гоголь — профессионал?!

Виртуозность встречается на каждом шагу в природе: у насекомых, у морских и земных тварей. Вымученное эволюцией, необходимое для выживания качество. Восхищение виртуозностью — дикарская черта. Счастливая дикарская черта.

139

Вздумалось как-то посмотреть, что есть в Интернете об отношении Чехова к церкви. Оказалось, полным-полно исследований. При чтении же этих трудов чувствовалась скрытая роль господствующего в сознании авторов всемогущего «хочется». Одним очень хочется, чтобы Чехов был православным, другим — чтобы он был безбожником. Жалок исследователь, если он марионетка невидимых силовых линий, пронизывающих социум. Его мозг — уже не его мозг. Он захвачен воюющими «Иорром» и «Тилли». Человек только тогда и человек, когда оказывает сопротивление всяческим подсаживаемым извне «хочется».

140

Можно ли не быть марионеткой коллективного бессознательного?

Если оно нами управляет, чем мы отличаемся от мечущегося стада сайгаков или от железных стружек в магнитном поле?

141

Достаточно одной капли керосина на верхней губе, чтобы вся обозримая Вселенная насквозь пропахла керосином. Прописная истина. Но редко кто додумывается стереть эту каплю с губы и не проклинать ни в чём не повинное мироздание.

142

В отличие от всех земных тварей человек несовершенен. Всё забываю за это выпить.

143

Семейная жизнь.

Обтёсывать нужно только других и ни в коем случае — себя. Ведь если портрет оказался непохожим на оригинал, виноват этот сукин сын оригинал. Поколотить его за это. Почему он так не похож на свой портрет? Бить, бить и бить, пока не станет похож.

144

Как отличить интеллигента от неинтеллигента?

— Да проще простого! У интеллигента всё, ну прямо всё-превсё такое интеллигентное-преинтеллигентное, даже уши, даже пятки. А у неинтеллигента? Да вы только посмотрите, до чего у него всё неинтеллигентное!

145

Жизнь — спектакль обманутых ожиданий. Но и на том свете наши ожидания вполне могут оказаться обманутыми. Ожидающие блаженства чего доброго удостоятся плетей. Ожидающие плетей возьмут да и удостоятся блаженства.

146

Серьезнейшее опасение: а вдруг не быть — НЕГДЕ?!

(«А! Никогда не быть вне Чисел, вне Созданья!» Паскалевская жуть. Мысль, на которой нельзя долго задерживаться.)

147

«Движенья быстры, он прекрасен…» — и это всего лишь начальная стадия опьянения.

А дальше-то как всё будет замечательно!

148

Вдохновение.

Прикосновение к приятно обжигающему огню того мира, откуда мы родом.

«Как аргонавты в старину, покинули мы дом…»

149

Истинно полноценный человек должен быть хоть немного да неполноценным.

150

Из характеристики: …влюбчивый, но отходчивый…

151

«За скептическое отношение к пессимистическим прогнозам!» — завершающий тост на банкете футурологов.

152

Котёнка, гоняющегося за привязанной к хвосту бумажкой, мы называем глупеньким дурачком. Человека, который ищет смысл существования мира, мы называем мыслителем.

153

Грампластинка переживает: «Ох, возьму ли я на этот раз проклятое верхнее ля?»

154

Там, где носится наше воображение, не возникает ли там лёгкая, почти невидимая тень нас самих?

Хотеть возможного — скука. Хотеть невозможного — мука. Вечная маета между скукой и мукой. А, всё равно! Если хотеть, так уж сверхневозможного: например, захотеть жить вечной, лёгкой тенью, телесной для себя и бестелесной для всех. Лёгкой, почти незримой тенью! Летать, где хочешь, и заниматься, чем хочешь. Вот пролетела тень вдоль петербургских улиц — лица, фонари, витрины, и по Владивостоку пронеслась, и по Киеву, и по Москве, и снова по Петербургу — вдоль набережных, и, наконец, залетела в глушь, в далёкие и терпкие «сары-озеки», остро и тревожно пахнущие вольной волей. Летает и налетаться не может!