Фарисей

– Оно вроде бы так… Да не так!., из суда я на крыльях вылетел – жена обнимает, плачет, сотрудники поздравляют… А потом нас осталось двое: я и моя совесть. И в глазах собственной совести я оставался убийцей. Пусть даже нечаянным – но убийцей… Знаешь ли ты, что есть угрызения совести?! Когда и день, и ночь твою душу грызет, терзает, мучает одно и то же воспоминание, один навязчивый образ?.. Я вез ее в больницу – а у нее головенка болтается, из стороны в сторону, из стороны в сторону…

– Не понимаю тебя! – Раздраженно сказал Тропотун. – Ты же совершенно невиновен!

– Перед законом. А совесть?..

– При чем тут совесть? – и Станислав Сергеич в недоумении пожал плечами.

Федор посмотрел на него очень внимательно и улыбнулся с каким-то неопределенным выражением.

– Вина была не вне, а внутри меня, – тихо сказал он. – И это было так мучительно, что я наконец не выдержал. Выскочил однажды ночью из дому – и пошел куда глаза глядят. Темно, безлунно, травой пахнет… Каким-то образом я вышел на мост через Обь. Облокотился на перила, смотрю вниз – вода масляно поблескивает, всплески слышно – и будто тянет меня вниз. Все, думаю, пришел конец моим мукам!.. Запрыгнул я на перила и вдруг вижу – вместо реки освещенная ярким солнцем каменистая дорога, которая поднимается в гору. А впереди – покрытые сверкающими шапками горные пики… И тут меня озарило: вот он, мой Путь! И едва я это понял – все пропало. Спрыгнул я обратно на мост, и скорее домой. Ну а на следующий день все бросил и подался на восток.

– У тебя еще есть время… – с тоскливой завистью произнес Тропотун. – Ау меня… – он вздохнул прерывисто, – рак у меня нашли!

– Время… – повторил Федор. И философски заметил: – Это никому неведомо – сколько отпущено… Ты, может, лет сорок еще проживешь, а мне завтра на голову кирпич!.. Это никому неведомо…

– Скажи, ты в бога веруешь? – с жадным любопытством спросил Тропотун.

– В конкретного, православного или же католического, – нет. Вот в высший разум – пожалуй…

– А в бессмертие – в бессмертие ты веришь?

– Ни во что я НЕ ВЕРЮ! – сердито отозвался Федор. – Я знаю чувственным опытом, что бессмертие существует. Не примитивный рай или ад, конечно!.. Если ты при жизни поможешь раскрыться своему психическому существу, тогда часть твоего индивидуального сознания переместится в него. Ты сможешь вспомнить свои предыдущие воплощения – а после смерти уйти в вечность в оболочке своего психического существа.

– То есть моя душа обретет бессмертие?

– Это очень упрощенно – душа… У каждого человека есть его психический двойник. Он живет и эволюционирует тысячелетия – такое своеобразное духовное древо. У него может быть несколько отростков – твои духовные близнецы, которые могут оказаться в других странах, среди других народов; это могут быть и мужчины, и женщины… Йоги высоких степеней постижения способны видеть своего Дживу – так зовется двойник – и даже читать по нему свои прошлые жизни…

– Бред… Ерунда… Невозможно… – тряс головой Станислав Сергеич. – Ни во что не верю!..

– Ты сам сказал мне, что у тебя мало времени, – произнес Федор. – Потому я говорю с тобой откровенно. Кто знает – может это и твой Путь?.. Ведь что-то привело тебя ко мне!

Псих ненормальный! Подумал Станислав Сергеич, наблюдая, как вспыхнули возбуждением глаза Федора. Псих – и я становлюсь психом. Однако утвердительно кивнул.

Федор энергично встал и подошел к стеллажу. Извлек объемистую рукопись в сером картонном переплете.

– Возьми, прочти внимательно… – Он передал рукопись Станиславу Сергеичу. – Здесь «Беседы матери» Шри Ауробиндо Ашрама, «Беседы с Павитрой», «Йогическая садхана» и «Шри Ауробиндо или блуждание разума» Сатпрэма. А я сейчас, только брюки переменю… – и он направился к стенному шкафу.

Со сложный чувством принял из рук Федора толстый машинописный том Станислав Сергеич. Отчетливо понимая, что все это чушь собачья и что он втравливается в глупейшую авантюру, он, тем не менее, на что-то надеялся. Какая-то глубинная частица его существа, неподвластная голосу рассудка, не желала признавать конечный тлен, распад, смерть. Она неудержимо и иррационально стремилась в бессмертие, радовалась самой крохотной и невероятной зацепке, самому узкому, с игольное ушко, отверстию, в котором вдруг забрезжила возможность продления собственного существования.

– Ну, я готов, – сообщил Федор, приглаживая пятерней полуседые патлы. На нем были дешевые джинсы из магазина «Рабочая одежда» и подростковая черная куртка, приобретенная, по всей видимости, за свою дешевизну.

Они спустились в метро, потом пересели на автобус. Автобус полз на последнем издыхании, пассажиры набились в него до плотности невероятной. Подолгу простаивали на остановках, пока желающие ехать, гроздью висевшие на подножках, каким-то непостижимым способом не умудрялись втиснуться вовнутрь и дать закрыться дверям. Влип я с этим шизиком в историю… С ноющим, похожим на зубную боль чувством размышлял Тропотун. Вот и город уже кончается…