Фарисей

Он вдруг умолк. Сидел, ссутулившись, смотрел в кофейную опустевшую чашку. В сущности, все эти страсти действительно чепуха в сравнении с тем великим, что свершается теперь в его душе!.. Он поднял на Веру глаза и почти спокойно сказал:

– Можно еще кофе?

– Сейчас… – не сразу отозвалась она, вставая.

Станислав Сергеич подумал, что ведет себя по-идиотски. Он поднялся со своего места и прошел в комнату. Там, сцепив за спиной руки, стал перед коллажем и принялся его рассматривать. Похожие на корявые сучья линии сходились в центре прямоугольного, закрашенного черной тушью поля. Бисеринки-звездочки поблескивали вверху. Черный паук на белом фоне, наклеенная желтая стрекоза, бело-желтая ромашка на высоком тонком стебле. Под ромашкой, словно под деревом, сидела с книгой в руках женщина со странно вывернутыми ступнями и с накинутым на лицо покрывалом. Левее женщины был наклеен на черном фоне вырезанный откуда-то хронометр с металлической болтающейся цепочкой. Станислав Сергеич потрогал эту реальную цепочку пальцем – и она закачалась. Вдруг ему показалось, что он слышит ход этого иллюзорного хронометра, обретшего в его глазах тяжесть зловещего символа – и мороз прошел у него по позвоночнику.

Вера внесла поднос и поставила на стол. Разлила в чистые чашки кофе, посредине стола водрузила вазочку с печеньем.

– Прошу, – сделала широкий жест и улыбнулась. Ее улыбка была насквозь фальшивой, как внезапно понял Тропотун. Он удивлялся теперь тому, что всего несколько мгновений тому назад собирался рассказать этой женщине все.

– Благодарю, – ответил он вежливо и сел на стул. Посмотрел на Веру непроницаемо-ускользающим взглядом и пояснил: – Настрой какой-то сегодня… – неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. – Этот странный туман утром…

– Как на Бейкер-стрит 221-6! – усмехнулась она. – Будем совершать преступления.

– Преступлений с тебя уже хватит! – мстительно произнес он. – Соседей уже затопила…

– Тьфу на тебя! Может они не промокли?.. И, вообще, ешь печенье – земляничное!

– Магазинное?

– За кого ты меня принимаешь – естественно!

Он взял печенюшку, надкусил и принялся жевать, не ощущая вкуса. Потом сказал:

– Хорошее… – Помолчал и вдруг прибавил: – Давай поговорим серьезно!

– В смысле?

– О нас с тобой…

– А разве не все ясно?

– Скажи, ты меня любишь?..

– Станислав, ты сегодня меня доконаешь!

– Что, если нам быть вместе? – упрямо бубнил он.

Вера в молчании погасила свою сигарету, подлила себе кофе из джезвы и только тогда взглянула Станиславу Сергеичу в глаза.

– А не поздновато?.. – спросила с сарказмом.

Тут бы ему и остановиться, но Тропотун настолько вошел в роль чистого душою возлюбленного, обманутого нехорошей женщиной, что не смог вовремя притормозить.

– Признайся честно, ты меня любишь?.. – требовательно настаивал он. – Мне нужна правдивость в наших отношениях!..

Лицо Веры отразило недовольство, однако она пересилила себя и выдала мудрую формулу:

– Я отношусь к тебе так же, как ты ко мне…

– Вывернулась! – напряженно и зло усмехнулся он. – Я знал, что вывернешься… Но я-то, я – тебя люблю!..

И – споткнулся о ее насмешливый взгляд.

– Полно, Станислав! – мягко сказала она. – Любовь… Это прекрасно! Но нам ведь не по двадцать… Знаешь, в чем секрет твоего обаяния?

– ?!.

– В эгоизме.

– Я о себе лучшего мнения.

– Естественно, – лукаво усмехнулась Вера. – Бери, ешь, печенье!

Станислав Сергеич автоматически сунул в рот очередную печенюшку и стал угрюмо жевать. При этом он обескураженно думал: все правильно… сам дурак – не заводи романов с умными бабами!

– Последние два дня ты вызванивал меня, чтобы поговорить о чувствах? – прервала наконец затянувшееся молчание Вера. Ее проницательные, чуть ироничные глаза исследовали его лицо.

– Да… – неопределенно отозвался он, – в общем… – В полном отчаянии он осознал совершенную невозможность искреннего разговора. По крайней мере в настоящую минуту. Слишком много условностей выстроилось между ними. В сущности, эти рогатки понаставил он сам, словно противотанковым рвом стараясь отгородить себя от Вериных проблем, от возможных ее переживаний, от ее неустроенного и тревожного мира одинокой женщины.

– Поговорим откровенно? – сделал он еще одну попытку пробить брешь отчуждения.

– А зачем, Станислав? – вдруг произнесла она, устало и серьезно.

– Для меня это важно. Очень.

– Ну хорошо…

– Как ты ко мне относишься? – напряженным голосом спросил он и замер в ожидании.

Она задумалась на пару мгновений:

– С симпатией.

– Можно это чувство назвать любовью?

– Пожалуй, дружеской привязанностью было бы вернее…

– Мы великолепно подходим физически – чего тебе недостает?.

– Че-ло-ве-ка! – внятно произнесла она, и ее губы искривила ирония.

– Мне пора!

Он вскочил, еле сдерживая вдруг охватившее его бешенство. Федор!.. Мысленно твердил он. Только Блаженный Федор со своими божьими коровками может меня понять!..

– Ты сегодня какой-то странный… – заметила Вера, следуя за ним в прихожую.

– Я? – рассеянно отозвался Тропотун. – Возможно…