— Я все сказал, — произнес Владимир Путин.
— Возможно, но вы говорите, что пообещали сделать это публично.
— Я сказал, — еще раз повторил он. — Это было 3 сентября. Я сказал. Там было много камер. Были корреспонденты. Все было сказано.
— Но почему‑то все услышали только про поручение Генпрокуратуре проконтролировать ход расследования. А про покаяние не услышали.
— Я действительно дал такое поручение Генеральной прокуратуре — выслушать всех свидетелей этой трагедии. Да, надо выслушать каждого человека. И о своей вине в случившемся сказал публично. Я сказал.
Я хотел сказать, что слова эти, может, и мелькнули где‑то — но почему так, что их никто не услышал? Но Владимир Путин добавил устало:
— Чего вы хотите от меня? Покаяние — это в сердце должно быть. Это как вера в Бога. Мне с этим жить.
— Вам эта встреча напомнила встречу в Видяево с родственниками моряков, погибших на «Курске»? — спросил я.
Господин Путин опять некоторое время молча смотрел на меня.
— Отчасти да, — ответил, наконец, пожав плечами. Сначала он, по‑моему, хотел ответить что‑то другое.
На улице стоял человек с плакатом «Путин — гениальный контртеррорист!». Я подошел к нему, чем несказанно его обрадовал.
— Что значат слова на вашем плакате? — спросил я. — В чем смысл?
— Что? — переспросил он. — Да это просто шутка!
— Сейчас важнейший наступает этап урегулирования, — заявил министр иностранных дел России господин Лавров, и инверсия, которой он пользовался в своей речи, только подчеркивала важность этого этапа.
Министр, волнуясь по этому поводу, начинал выражаться, как магистр Йодо из кинокартины «Звездные войны». И это обстоятельство тоже многое говорило о том, что это будут не просто переговоры. Это будет война.
— А вообще‑то вся эта газовая история — не мое дело, — сказал министр обороны Сергей Иванов.
— Ваше, — возразил я. — Ведь это была война.
— Да, современными средствами, — вдруг согласился он.
— А какие средства у современной войны?
— Как какие? — переспросил он. — Это известно и ребенку: подкуп, шантаж, угроза убийством.
— Но вы будете поднимать вопросы борьбы с терроризмом в Лондоне? — с надеждой спросил министра иностранных дел России один из журналистов.
— А мы их никогда и не клали, — пожал плечами господин Лавров.
У окна стоял картонный макет израильского солдата в натуральную величину. Солдат держал в руках автомат. Картонного солдата выставляли из окон, чтобы определить, откуда ведется огонь. Но ни одного пулевого отверстия в нем не было. Либо палестинцы не умеют стрелять, либо быстро раскусили прием.
Продукция «Адмиралтейских верфей» пользуется нынче большим спросом, и прежде всего на мировом рынке. Так, совсем недавно возле берегов Сомали был захвачен пиратами ледокольный противопожарный буксир «Switzer Корсаков». Об этом мне с нескрываемой гордостью рассказали сразу несколько рабочих завода.
Некоторое время назад журнал
Михаила Саакашвили спросили на французском телевидении, как он к этому относится (при этом российская сторона категорически отрицает, что имели место именно такие выражения, хотя признает, что разговор был жесткий… то есть можно себе все‑таки представить…), и господин Саакашвили сказал французским тележурналистам, что он, когда узнал об этом, долго смеялся (правда, когда он говорил это, глаза его оставались печальными).
Господин Саакашвили назвал методы, применяемые господином Путиным, «методами КГБ» (любопытно, что он имел в виду — информационную провокацию или собственно предложенную ему пытку) и добавил, что все это ему напоминает его коммунистическое детство (как будто в этом детстве он что‑то такое уже пережил). В общем, перед пресс‑конференцией обстановка была раскалена, как те самые… ну, в общем, все было драматично.
Я поинтересовался у помощника президента России господина Приходько, возник ли у президента США вопрос о последних кадровых перестановках в администрации президента. Джордж Буш вполне мог задать этот вопрос, так как хорошо знает бывшего главу администрации президента России Дмитрия Медведева. Господин Приходько отказался отвечать, сославшись на то, что не приемлет, когда к нему применяются гестаповские методы допроса.
— А что читает Яап де Хооп Схеффер? — Мне, честно говоря, доставляло удовольствие без запинки произносить имя и фамилию Генсека НАТО.
— Литературу. Французскую, голландскую. Он разносторонне развитый человек.
— А русскую, значит, не любит? — уточнил Акрам Хузам.
— А вы вообще откуда? — спросил его наконец господин Пшчел.
— Я от бен Ладена, — честно сказал шеф бюро А1 Jazeera.