Фарт

С Гвоздырьковой у Авдюхова были сложные отношения. Валентину Денисовну обижало то, что Авдюхов не признавал ее авторитета. А Авдюхова постоянно раздражали ее начальнические замашки. Они вечно ссорились, переругивались, но вместе с тем душевная неустроенность Авдюхова и его чистосердечие примиряли Гвоздырькову и с его насмешками и с дурными качествами его характера. А Авдюхова привлекали прямота и бесхитростность Валентины Денисовны. И в результате, при всей противоречивости их отношений, между ними установилось нечто напоминающее дружбу.

Авдюхов часто болел. Вдруг, без определенных причин, его начинало лихорадить, прошибал холодный пот, кружилась голова, или, как он определял, его начинало «вести в сторону». Иногда возникало такое ощущение, будто он сейчас потеряет сознание. Обычно это случалось по вечерам, но за несколько часов, еще днем, он чувствовал, что надвигается очередной приступ. Он старался пересилить недомогание, скрывал от всех свой недуг.

Однажды тайна Авдюхова была открыта. В тот день выдалась на редкость плохая погода. Не считаясь с метеорологическими предначертаниями и прогнозами, в ущелье загудел непутевый циклон, вздымая миниатюрные смерчи из песка, палых листьев и сухих веток.

Этого никто не ожидал. Область пониженного давления была отмечена синоптиками многих пунктов, было предсказано направление циклона, но в течение каких-нибудь суток все смешалось, изменилось, ветер рванул на юго-восток, и в широко распахнутые ворота ущелья, где находилась гидрометеостанция, ворвался, как в трубу, грозовой вал холодного фронта. Тяжелое облако вползло в ущелье и застряло в нем, окутав деревья и скалы холодным туманом. К вечеру туман рассеялся и пошел дождь.

На станции дежурила Валентина Денисовна. Она достала резиновые сапоги, надела в прихожей морской дождевик, сохраненный Гвоздырьковым после службы на пристанских складах, и пошла на метеорологическую площадку производить свои наблюдения.

Эту работу она должна была повторять каждые два часа, все время, пока длилось ее дежурство.

Дождь лил, хлестал. Водяной пар, конденсирующийся в воздухе и обязанный выпадать из облаков в виде отдельных дождевых капель, обрушился на землю сплошной лавиной воды. Потоки воды неслись по тропе, ветер сбивал с ног. До площадки, расположенной на ровной, открытой прогалине, было каких-нибудь сто пятьдесят — двести метров, но преодолеть это расстояние стоило неимоверного труда. Хорошо еще, что в ожидании зимы от дома к метеорологической площадке протянули канаты. Без них в кромешной мгле можно было заблудиться.

Гвоздырькова шла, держась за канат, скользя в потоках воды, сгибаясь под ударами ветра.

С великим трудом поднималась она по маленькой лесенке психрометрической будки, чтобы снять показания гигрометра, записать в журнал температуру воздуха. Она была опытным наблюдателем, обладала профессиональной сноровкой, но в такую погоду каждый раз волновалась, что ветер вырвет из рук и унесет журнал, разобьет приборы. И каждый раз она пересиливала этот страх и методично, скрупулезно выполняла все операции — определяла под проливным дождем скорость и направление ветра, меняла ведро дождемера. И каждый раз, возвращаясь с метеорологической площадки на станцию, Валентина Денисовна промокала до последней нитки, несмотря на резиновые сапоги и дождевик.

В такие дежурства время шло страшно быстро. Казалось, и часа не прошло, а тебе снова нужно натягивать резиновую одежду и идти под ветер и дождь.

Когда Валентина Денисовна перед концом дежурства в последний раз вернулась с площадки, был уже поздний вечер. В коридоре ее встретил Петр Петрович и сказал: что-то случилось с Авдюховым, пусть она поднимется и узнает, не нужно ли ему помочь.

Накануне, как часто бывало, Гвоздырькова отчаянно поругалась с Авдюховым из-за того, что он вылил дождевую воду, которую она собрала для мытья головы, но Валентина Денисовна была отходчива, тем более что дождевой воды теперь было хоть отбавляй, и Гвоздырькова уже не чувствовала раздражения. Она скинула в прихожей холодный, шлепающий, точно ластами, резиновый дождевик, быстро обработала произведенные наблюдения, передала их Грушецкой и пошла к Авдюхову.

У его двери она остановилась и прислушалась. Через дверь было слышно, как Авдюхов стонет, разговаривает сам с собой, ей даже показалось, что он скрежещет зубами. Она открыла дверь без стука и вошла.

Авдюхов лежал на кровати одетый, отвернувшись к стене.

— Николай Степанович, — тихо позвала Гвоздырькова. Авдюхов повернулся, тотчас поднялся и сел, чуть покачиваясь. На нее он не смотрел. — Лежите, лежите! Лучше бы вам раздеться и лечь совсем. Температуру мерили?

— Температура ни при чем, — ответил он сдержанно.

— Ну-ка, дайте я пощупаю лоб.

— Не в этом дело, — сказал Авдюхов и недобро поднял на Гвоздырькову глаза. — Зря беспокоитесь, это скоро пройдет.

— Я позвоню на рудник, вызову врача.