Фарт

За окном кабинета был виден шахтный копер и эстакада погрузочной станции подвесной канатной дороги. Сюда входили порожние вагонетки и выходили со станции нагруженные рудой.

Попивая газировку, Вараксин со вкусом делился с посетителями горькой своей судьбиной.

— Что вы хотите, две тысячи метров над уровнем моря! Каждый метр высоты — чертовское осложнение производственных условий, быта, снабжения, транспортировки, — с оттенком снисходительности, но с искренней досадой повествовал он о своих печалях. — Каждый метр высоты все равно что лишний километр на плоскости. Это в смысле удаления от железнодорожных коммуникаций и культурных центров. На такой высоте у механизмов падают мощности, люди теряют выносливость. Уверяю вас! — Но они и не спорили. — А какая у нас геологическая обстановка! Старые выработки путают все на свете. Когда-то, в давние времена, эти горы хищнически изрыли крепостные рудокопы, феодальные владельцы гнались за серебряной рудой, а мы страдаем. Представьте себе: ведем новую выработку, и вдруг, будьте такие любезные, перед нашим носом пустота, кубиков двести пустоты! Для вокальных упражнений подходящая камера, а нам — беда! Попробуй закрепи такую помпею, того и гляди, рухнет на твою голову. Что можно сделать, как предусмотреть древние закладки? Ни карт, ни планов. Чистый цирк!

В кабинет изредка заходили сотрудники рудоуправления, он подписывал какие-то бумажки и продолжал свою песню: видно, это доставляло ему удовольствие.

Авдюхов и Валентина Денисовна сидели и молчали, не зная, как поделикатнее приступить к делу, а он разглагольствовал о сложном залегании пород, о невероятном, нарушающем все расчеты давлении земных недр. Гора точно ползет куда-то вбок, заваливает штольни; дубовую крепь в шахтах ломает, как спички. Температура в шахтах даже летом не поднимается выше десяти градусов. А динамит в условиях пониженного атмосферного давления замерзает при плюс двенадцати! Приходится придумывать специальные приспособления для подогрева взрывчатки. Вы поняли меня? И конечно, в этой связи вечные недоразумения с инспекцией безопасности. А скандалов на руднике и без того хватает. Редиска поступает в продажу в конце лета! Кино раз в неделю! А возьмите такую простую вещь, как дорога. Сколько он здесь живет, столько ведет борьбу за дорогу, единственную нить, связывающую рудник с внешним миром. В половодье дорогу норовит снести река, а половодье тут случается по два раза в году: летом — при таянии снегов, осенью — из-за дождей. Но если, паче чаяния, разразятся непредвиденные ливни, то дорогу сносит и в неуказанное время. Например, этот ливень, позавчера, — в двух местах почти у выхода «на плоскость» проезда нет. А обвалы? Постоянный дорожный бич. А профиль дороги? Резина на нашем транспорте выходит из строя через четыре-пять месяцев. Дорогой должно заниматься дорожное управление, а фактически нянчится с нею рудник.

Гвоздырькова все поддакивала ему, в надежде, что Вараксин сам вспомнит о своем обещании, объяснит, что у него произошло с Володей; Авдюхов отмалчивался.

— В общем, что говорить, обстановочка! — Вараксин наконец подбил итог. — Инерция, косность, равнодушие…

— Да, человек в идеале — великое существо. К сожалению, нередко в нем много пакости, — отозвался Авдюхов.

В конце концов, он пришел сюда с Валентиной Денисовной, чтобы выяснить, видел Вараксин Володю или нет. Чего же он будет молчать?

Мысль Авдюхова понравилась Вараксину. Он весь преобразился. Он не стал раздумывать, кого именно Авдюхов имеет в виду, и вдруг затрясся, засмеялся и даже потер от удовольствия руки.

— Мыло розовое или зеленое, а пена у него все равно белая, — сказал он довольным голосом. — Теперь-то ясно: в связи с перестройкой промышленности и методов организации и руководства наше министерство будет ликвидировано и все субчики-голубчики покатятся на периферию. Они думали, меня сослали, а сами живут-поживают, добра наживают! Не тут-то было, друзья милые. Ну-ка, пожалуйте бриться!

Он многозначительно поднял указательный палец. Ход его рассуждений был так неожидан, что Авдюхов сразу даже не понял его.

— Вы, собственно, о чем?

— А о том, что, по моему глубокому убеждению, в человеке содержится слишком много влаги. Если память не изменяет, чуть ли не девяносто с чем-то процентов. Медицине следовало бы подумать, как эту влагу выпаривать из человека, чтобы он стал жестче, сильней.

Авдюхову надоело слушать Вараксина.

— Сергей Порфирьевич, все это хорошо и даже, может быть, отлично, но вот вопрос, из-за него мы к вам и пришли: видели вы Володю? — спросил он напрямик.

— Какого Володю?

— Как какого? Сына Валентины Денисовны. Вы обещали повидать его в Москве?

Широким жестом Вараксин хлопнул себя по лбу:

— Как я сразу не сообразил! Понимаете, Валентина Денисовна, так в Москве замотался, что ни на минуту не мог вырваться. Москва, понимаете!.. — сказал он, нисколько не смущаясь.

— Так вы его не видели? — с изумлением спросила Гвоздырькова.

Вараксин развел руками:

— Понимаете, занят был, не продохнуть.