Фарт

— Признаться, к вашему Володе отношение у меня было несколько противоречивое. С одной стороны, мне нравилось его упорство и одержимость, с другой — он казался мне человеком легкомысленным, — говорил Авдюхов. — Вы, Валентина Денисовна, может быть, сами того не желая, способствовали такому отношению.

— Почему? — насторожилась Гвоздырькова.

— А очень просто. Уж очень вы болезненно воспринимали все касающееся Володи. В общем, приехал я в Москву, прихожу к нему — что за чертовщина? Комнатка маленькая, а почти пустая — детский столик, крошечные детские креслица, взрослый едва в них втиснется. Настольная лампа стоит на полу. На окне и на дверях — крюки: вешать гамак. Застал его за английским учебником. Сидит в детском креслице и зубрит английский язык. Для чего? А в какой-то пьесе выбрал он себе роль, и там персонаж говорит английскую фразу. Одну-единственную! Так для того, чтобы произнести ее со смыслом, он решил в полгода изучить основы языка. Серьезный подход, по Станиславскому. А для чего детская мебель и лампа на полу? Говорит, «для юмора». Одно мне, признаться, не понравилось: хорошее простое имя Володя он переменил на Германа.

— Как переменил? — закричала Гвоздырькова в ужасе.

— Сценический псевдоним. Очевидно, романтичнее. Но это юношеская дурь, вроде кори. Сейчас он уже опять Володя. В общем, слово за слово, распили мы с ним бутылку вина, остался я у него ночевать на раскладушке, а там и жить. Все две недели жил у него. Невестка ваша уехала к матери, чтобы не мешать. Ну и вот, результаты вам известны. Отличный парень. Строгий, одержимый. Немного сумасшедший, впрочем, как и его мамаша.

— Я вам дам, «как и его мамаша»! — сказала Валентина Денисовна и замахнулась на Авдюхова мокрым от слез носовым платком.

В знак сдачи Авдюхов приподнял руки и сказал:

— Ничего, Валентина Денисовна, я так думаю: побольше бы таких сумасшедших, меньше было бы на свете всякой швали. Но, в общем, что говорить: есть еще люди на нашей грешной земле. Мне даже как-то самому стало досадно, что такого парня не приняли в театральный институт. Точно меня это лично касалось. Кого же тогда принимать, если не таких сумасшедших пареньков? Ну и начали мы с ним заниматься…

— Но вы же сперва переубеждали его? — желая услышать что-нибудь драматическое, сказала Валентина Денисовна.

— Сначала, конечно, переубеждал, — не желая вдаваться в подробности, согласился Авдюхов.

— Вот ваш Вараксин! И он мог бы, если бы захотел, — сказал Меликидзе.

— Он бы не смог, даже если бы и захотел, — убежденно заявила Валентина Денисовна. — Чтобы переубеждать кого-нибудь, нужно сочувствие, душевность. Ваш Вараксин — холодная канцелярская крыса, вот он кто!

— Он скорее ваш, чем мой.

— Совершенно зря вы третируете Сергея Порфирьевича. Человек как человек, — сказал Гвоздырьков. — Занятой человек.

— Грамотный человек, — сказал Сорочкин.

XXVIII

Утром, идя на проверку водомерного поста, Татьяна Андреевна услышала у подножия опоры частый металлический звон, — где-то за перевалом на линию вышла ремонтная бригада, и шум ее работы отдавался по канатам подвесной дороги, как по струнам. Звон металла то возрастал, то затихал, и Татьяна Андреевна воспринимала эти звуки как позывные Нестора Бетарова.

С каждым днем ремонтная бригада продвигалась все ближе к ущелью гидрометеорологической станции: удары по металлу становились резче, звонче; казалось, звенит и вибрирует каждая полоса железа на опоре.

Прошло несколько дней, и однажды, взглянув в окно рабочего кабинета, Татьяна Андреевна высоко над скалами, над склоном ущелья увидела человека, подпоясанного широким монтерским поясом. Он легко и быстро взобрался по скобам, укрепленным внутри металлической опоры, и на самом ее верху вышел на открытую решетчатую площадку.

Татьяна Андреевна оглянулась. Дверь в кабинет была закрыта. Сдерживая волнение, Татьяна Андреевна взяла бинокль и подошла к окну. В человеке на металлической опоре она узнала Нестора. Помедлив секунду, он перемахнул через поручни площадки, взялся за тонкий тяговый канат и ступил на толстый ведущий, упруго провисающий над пропастью. Татьяна Андреевна так сжала бинокль, что у нее заболели пальцы.

Медленно пошел Бетаров по ведущему канату, покачиваясь в воздухе и приседая, точно канатоходец.

Только сейчас, увидев Нестора на канате, Татьяна Андреевна поняла, кого он все время ей напоминал. Стремительный, гибкий, в черном костюме, он походил на птицу, сидящую на проводе. Можно было представить себе, что сейчас он отпустит канат, вспорхнет и полетит, как стриж, на этой страшной высоте.