Фартовые деньги

Сколько так продолжалось — они не запомнили. К тому же Епиха очнулся несколько раньше, чем Шпиндель. Ему перед этим привиделось, будто здесь, на этом островке, стоит палатка, которую они ставили с отцом, когда приезжали сюда пять лет назад. И будто его отец тоже здесь — не нынешний, насквозь проспиртованный полуидиот, а вполне нормальный, — сидит у костра и варит уху в старом закопченном котелке.

Конечно, Епиха очень разочаровался, даже простонал с досады, убедившись, что, кроме него самого и жалобно бормочущего и стонущего Шпинделя, никого на этом островке нет. Но при этом он как-то непроизвольно прислушался к уже привычному фону ночных звуков. И неожиданно для себя услышал некий новый, хотя и очень тихий шумок, доносившийся с протоки. Примерно с той стороны, где протока впадала в Снороть.

Сначала Епиха услышал только далекий, негромкий плеск. Будто рыба хвостом шлепнула. Потом какой-то легкий шорох в камышах. Еще спустя несколько минут — опять плеск, но уже намного ближе. Затем некий металлический скрип или скрежет. Снова зашуршали камыши, причем этот шорох сопровождался каким-то глухим бряканьем. Наконец Епиха отчетливо услышал мерные всплески гребков…

Лодка! Сюда лодка плывет! Не иначе, рыбак какой-то решил продраться сюда, к островку, через перегораживающие протоку камыши, чтоб попробовать половить на утренней зорьке.

Разобрать сквозь камыши и ночную тьму, как далеко от островка находится лодка, было невозможно. Наверняка и с лодки трудно было разглядеть, что на острове творится. Естественно, что Епиха в полном объеме испытал то чувство, которое ощущал Робинзон Крузо, когда видел в море паруса корабля, проходившего мимо острова. Неужели не заметит? Остановится где-нибудь на протоке и дальше, к островку, не поплывет.

Епиха хотел было заорать: «Сюда! Помогите!», но из глотки вырвалось только невнятное и негромкое сипение. Тогда Епиха сомкнул рот и издал глухое, утробное мычание — так получилось громче.

Тут же, где-то за камышами, на воде появился свет. Кто-то, находившийся в лодке, метрах в двадцати от Епихи, зажег карманный фонарь. Одновременно чей-то грубовато-старческий, немного надтреснутый голос строго спросил:

— Кому не спится в ночь глухую?

Епиха этот древний прикол знал, но даже улыбнуться не смог. Он только набрал воздух побольше и опять изо всех сил хрипло замычал.

Вновь послышался металлический скрип весел в уключинах, плеск воды, шуршание камыша и его бряканье по дюралевому корпусу лодки-«казанки». И свет фонарика повернулся в сторону островка. Епиха, не будучи в состоянии помахать руками, сумел перекатиться на спину и, скрипя зубами от боли в напоротом месте, задрал вверх ноги, спутанные штанами… Луч фонаря словно бы зацепился за них и несколько минут освещал. Затем он погас, и снова заскрипели весла. Еще несколько минут, и через камыши, окаймлявшие островок, с шуршанием и бряканьем просунулся нос лодки, на корме которой располагался мотор «Вихрь». В лодке стоял человек, держащий в руках дюралевое весло, при помощи которого он проталкивал лодку вперед. На ногах у этого гражданина были высоченные болотные сапоги, поэтому он без опаски спрыгнул за борт, вытянул нос «казанки» на берег и осветил фонарем пацанов.

— Загораем? — спросил обладатель болотных сапог. — Не холодно?

В отсветах фонаря стало видно его морщинистое, украшенное седой бородкой лицо.

— Дедушка! — простонал Епиха. — Отвяжите нас ради Бога!

Шпиндель тоже пришел в себя и пискнул:

— Загибаемся мы… — И закашлялся.

— Ладно, — согласился старик и полез в карман. Щелк! — и в руках у него откуда-то появился острый ножик. Чик! Чик! — дед вроде бы совсем легонько полоснул ножом по ремням, стягивавшим руки ребят, — и наступила долгожданная свобода. Епиха с трудом поднялся на ноги, охая, подтянул штаны. Шпиндель тоже встал, но тут же едва не свалился. Но старичок его успел поддержать.

— Э-э, да у тебя жар! — заметил он. — Простыл, парень!

Затем он положил ладонь на лоб пошатывавшегося Епихи. У того голова кружилась и все плыло перед глазами.

— И ты тоже, малец! Градусов тридцать девять с хвостом! Лезьте в лодку!

Епиха разглядел, что старикашка этот был совсем маленький — не выше Шпинделя. Однако, видать, еще в силе. Он без особого усилия подхватил полубесчувственного Кольку на руки, прошелся в своих сапожищах по воде и осторожно уложил паренька в лодку. Епиха забрался самостоятельно, и дед оттолкнул «казанку» от берега в протоку. Когда лодка оказалась на открытой воде, спаситель вытащил из шкафчика в носовой части «казанки» свернутую в рулон плащ-палатку.

— Накройтесь, — разворачивая брезент, велел старик. — Потеплее будет.

Епиха и Шпиндель завернулись в ткань, прижались друг к другу, усевшись на скамейку. А дед перебрался на корму, дернул за тросик «Вихря», и ночная тишь огласилась рокотом мотора.