Как-то само собой Ветров опять вернулся к заманчивому предложению Сергея Сергеевича. Только теперь он решил подъехать с другой стороны. Профессор Баринов сказал, что ему папки Ханнелоры очень пригодились. А он, если верить его словам, занимается методами ускоренного обучения. Может, и Ханнелора в этой же области трудилась? Конечно, то, чем она в концлагере занималась, при надлежащей доле черного юмора можно назвать «педагогикой», но там она, все-таки, скорее «воспитывала», чем обучала.
Само собой, насчет достоверности утверждения будто, если зайца бить, то его можно научить спички зажигать, у Никиты были сомнения. Точнее, он был убежден, что если методики ускоренного обучения существуют, то они вряд ли основаны на каких-либо концлагерных разработках. А на чем еще?
Никите самое время было сосредоточиться на прикидке, как его будут обучать, ежели он запишется в ЦТМО. Однако, в этот самый момент Булочка сладко потянулась, мурлыкнула и открыла глазки.
— Доброе утро! — сказал Никита, погладив ее по щечке.
— Угу, — комично похлопав ресничками, сонно ответила Светка. — Давно проснулся?
— Нет.
— Сколько времени?
Никита взял часы с тумбочки, посмотрел.
— Четверть одиннадцатого.
— Нормально, — Булочка потянулась еще разок. — Не хочу ничего делать. И не буду. Могу себе позволить. Билет у тебя есть, Ежику команда отдана, на вокзале будешь вовремя. Думал насчет того, что тебе Сергей Сергеевич предлагал?
— Думал. Только ты мне о нем ничего так и не рассказала. Я вообще-то и не знал, что ты с учеными дружбу водишь.
— Я много с кем вожу дружбу, — голос у Светки стал менее теплый, чем сразу после пробуждения. — А вообще-то, это предложение очень серьезное.
— Уже усек, — кивнул Никита. — И, между прочим, у меня создалось впечатление, что ежели откажусь, то напрошусь на неприятности.
— Правильно, — подтвердила Светка, — этот дяденька их вполне может создать. Причем не только тебе, но и мне.
— Так он профессор или кто? — прищурился Никита.
— Он и то и другое, ясно? — хмыкнула Светка. — Больше ничего не скажу. Очень полезный человек.
— Слушай, — спросил Ветров, — могу я спросить, по крайней мере, кое о чем?
— Можешь.
— Это ты меня к нему занарядила или он сам как-то добрался?
— Я. Мне будет спокойнее, если ты будешь у него. Устраивает ответ?
— Да. Еще один вопрос можно? Уже на другую тему.
— На другую тему — можно.
— Ты, когда эти папки немецкие доставала, никаких других бумаг в комнате не видела? Хотя бы обрывков?
— Нет. Там и от шкафа-то деревянного одна труха осталась. Ну, немного досок гнилых. А с чего это ты вспомнил?
— Понимаешь, — сказал Никита, — если в это самое спецпомещение 55 лет никто не заходил, то среди обломков шкафа должны были хоть какие-то остатки от книг сохраниться. Хотя бы от переплетов.
Светка наморщила лоб, должно быть, пытаясь припомнить то, что видела два месяца назад.
— Не-а, — произнесла она озабоченно. — Доски трухлявые были, а чего-нибудь похожего на книжки — нет. А что?
— Если по Белкинской рукописи все верно, то там должны были быть альбомы этой Ханнелоры.
— А, это порнушка, что ли? — ухмыльнулась Светка.
— Понимаешь, я тут прикинул… — и Никита стал излагать Булочке путаные плоды своих долгих размышлений…
РАНДЕВУ С ЛЕТАЛЬНЫМ ИСХОДОМ
В понедельник утром Крюк с группой сопровождающих лиц на трех машинах подъехали к автосервису — принимать из ремонта «шестисотый». Само собой, почетных и не очень безопасных гостей встречал лично директор Вова Эккерт. У въезда в ангар он подсел в скромную «Волгу» Крюка и, преданно посматривая усталыми от недосыпа глазами на заказчика, сбивчиво молол что-то о своих сложностях и проблемах. Конечно, их у него вполне могло быть до фига и даже больше, но Крюка лично волновала лишь одна: пытался ли кто-нибудь покуситься на его «мерс» или нет. Вовик мог болтать что угодно и сколько угодно, но главный доклад ожидался от Шварца, который проторчал тут, в сервисе, целые сутки, начиная с воскресного утра, ожидая в засаде гнусного Механика с бомбой под мышкой. Помимо Механика, подозревали всех, кто трудился по спецоборудованию «мерса». Охранники наблюдали за ними от и до.
Сверкающий, свеженький, вымытый и высушенный «шестисотый» стоял на теплой мойке в окружении Шварца и четырех его корефанов, готовых костьми лечь, но не подпустить к машине никого лишнего.