Фартовый город

Сыщики поставили оружие на боевой взвод и переложили в карманы.

– Готовы?

– Готов, – выдавил из себя коллежский советник.

– Следите за мной и прикрывайте спину. Стреляйте только в крайнем случае. А ругаться на чем свет стоит не возбраняется. Ну, с богом!

Они ввалились сначала в сени. Там какой-то оборванец пил воду прямо из ведра. Увидев незваных гостей, он ойкнул.

– Сникни, мы не за тобой, – ухмыльнулся не имеющий чина. – Хозяйка дома?

– А… эта… У себя она.

– Позови-ка ее в горницу.

– Сей момент!

Оборванец исчез в боковой двери, а Петр шагнул в большую комнату. Алексей Николаевич последовал за ним, встал так, чтобы видеть всех, а сам прижался к стене.

В горнице, освещенной огарком свечи, стояло два десятка нар. Посреди тянулся длинный стол, уставленный пустыми бутылками и мисками с объедками. Пахло немытым человеческим телом, кислой капустой и свежей блевотиной. На нарах лежали по два человека, так что свободного места не оставалось. Еще нескольких Лыков заметил на полу.

– Всем проснуться и предъявить документы! – зычно крикнул Англиченков. – Полиция, мать ее ети!

На этих словах народ заворочался, раздались ругательства, но вставать никто не спешил.

– Дай поспать, ирод, – послышалось с соседней нары. – Вишь, повадился через день ходить. Все равно денег нет, ничего не заколотишь.

Тут из сеней вбежала низенькая разбитная тетка и визгливо заголосила:

– Петр Павлович, да что же вы с моей коммерцией делаете! Без ножа режете. Никто больше к Казачихе не придет, и буду я с голоду помирать.

Но тут же перестала голосить и внимательно воззрилась на питерца.

– Ой, а кто это с вами? Новенький?

– Это помощник пристава Четвертого участка господин Лыков, – ответил надзиратель, не моргнув глазом.

– А почему я не знаю? Я весь кадр помню в лицо, а тут помощник пристава – и мимо меня.

– Только что вышел в приказе, – пояснил Алексей Николаевич. – Первый день на службе. Вот, осматриваюсь.

– А… – протянула хозяйка с видимым недоверием. Но Англиченков не дал ей долго раздумывать:

– Знакомьтесь, ваше благородие: Ольга-Генриетта-Вильгельмина Юльевна Колбасенко, вдова хорунжего. Оттого и прозвище ей Казачиха. А это ее притон.

– И вовсе у меня не притон, – возразила хозяйка. – Ночуют люди, да. Кормлю их из жалости. Помогаю бедным, так это не возбраняется.

– И все бедные тут с паспортами? – ухмыльнулся надзиратель. – А давайте проверим.

– Петр Павлович, лучше не надо, – взмолилась Казачиха. – Я поздно пришла от всенощной, устала… Ну, не посмотрела виды. Каюсь, грешна – долго Богу молилась. Неужели вы накажете за это несчастную вдову? В следующий раз, обещаю, все будут с пропиской. А?

– На усмотрение господина помощника пристава, – покосился на питерского сыщика ростовский.

Лыков принял важный вид:

– Ну, я полагаю, на первый раз надо простить. Богу молиться не грех, это начальством даже поощряется.

– Ой! Вот сразу видать порядочного человека! – расчувствовалась вдова. – Мы с вами душа в душу будем жить, господин Лыков. Вы заходите почаще. Можно с Петром Палычем, а лучше без него.

– А кто у тебя в дворянской, Вильгельмина? – запанибрата обратился к хозяйке надзиратель.

– В дворянской? – удивился коллежский советник. – Тут есть чистые помещения?

Англиченков загоготал:

– Это у нас шутка такая. В дворянской – это значит во дворе. Там сена насыпали, и самые нищеброды спят на свежем воздухе.

– Там сейчас уж нет никого, – подбоченилась вдова. – Ты, Петя, своим басом всех распугал. Можешь пройти, убедиться.

– Ну, раз так, можно и не ходить, – махнул рукой Англиченков. – Ваше благородие, вы все посмотрели?

Лыков обвел вокруг себя взглядом. Обитатели притона давно проснулись и теперь пялились на полицейских. Вид у них был негостеприимный. Надо уходить, покуда целы.

– Да, Петр Павлович. Что у нас дальше на плане?

– «Лихая пещера» и «Окаянка». Там еще хлеще, чем здесь!

– Ну, госпожа Колбасенко, нам пора.

– Вот уж нет, – заартачилась вдруг Ольга-Генриетта-Вильгельмина. – Просто так я столь доброго господина помощника пристава не отпущу. У меня для дорогих гостей семожный балык припасен и водка. Очень вкусная! Извольте пройти ко мне в комнату.

Пришлось задержаться и выпить с хозяйкой. Наконец сыщики вышли на улицу. Спустились вниз к пароходным кассам, Англиченков покурил там с постовым городовым. Лыков стоял рядом и смотрел на реку. Мосты – и железнодорожный, и оба наплавных – развели, и по Дону сплошным потоком шли пароходы. Сигнальные огни ярко блестели в ночи, свистки весело перекликались, лопасти колес гулко били по воде. Хорошо…

Затем сыщики взяли единственного стоявшего у касс извозчика и велели доставить их на Дмитриевскую, 28. Ростовец косился на питерца, потом заговорил:

– А вы молодцом, Алексей Николаевич. Не дрейфили, я же видел. И подыграли мне как надо. Вильгельмина завтра попрется в Четвертый участок, чтобы навести об вас справку. То-то удивится.

– Мы ушли без мордобоя, даже водки выпили. Значит, ты узнал, что хотел?

– А то! Заметили парней возле печки?

Лыков уточнил:

– Рыжий, чернявый и два недоростка?

Петр опешил, потом хохотнул: