Полицейские вдвоем вытащили налетчика из-под дышла. Англиченков вынул электрический фонарик, посветил:
— Ого…
— Что, знакомого встретил?
— Алексей Николаевич, — напряженным голосом сказал не имеющий чина, — это Меньшой Царь. Собственной персоной.
— Ну, попался! Теперь в каторгу пойдет, сукин сын.
— Не пойдет. Он мертвый.
Лыков несколько секунд молчал, ошарашенный. Потом спохватился:
— Ты нож-то нашел?
— Точно так.
— Обыщите остальных, все оружие, что при них есть, тоже внесите в протокол. Потом пригодится…
— Мы, Алексей Николаич, вас в обиду не дадим, — мрачно сказал Англиченков. — Необходимая самооборона, и точка.
— А уж эту дрянь и жалеть нечего, — загалдели городовые. — Подох, и ладно. Давно его черти ждали, аж соскучились!
Остаток ночи Лыков провел в Третьем полицейском участке. Сначала, правда, он отвез в гостиницу Ольгу. Та была напугана, но держалась. Она впервые увидела своего друга в бою. И хотя слышала о его силе, но была поражена. Тот разобрался с тремя бандитами, отделавшись лишь фонарем под глазом.
Арестованных обыскали и нашли два ножа и топор с укороченной рукояткой. У Меньшого Царя обнаружили револьвер. Доктор Линдеберг сделал вскрытие убитого и записал: удар, повлекший за собой смерть, был нанесен тяжелым тупым предметом. Начался дурацкий спор насчет этого предмета. Сыщик объяснял эскулапу, что бил кулаком, что ничего тяжелее бумажника у него при себе не было. Тот сердился:
— Не стыдно мне сказки рассказывать? Я двадцать лет как врач, отличаю черное от белого. Кулаком можно проломить височную кость, сам такое видел. Но у этого перелом стеклянной пластинки, осколки черепной кости вошли в мозговую кору.
Лыкову надоело оправдываться. Он подошел к стене, ударил без замаха. Стена в кабинете пристава была толщиной в два кирпича. Тот, по которому пришелся удар, раскрошился, а второй вылетел и упал на пол с другой стороны.
Сыщик подул на отшибленные пальцы и сказал с нажимом:
— Повторяю, доктор: вот ваш «тупой предмет».
Линдеберг разинул рот, постоял так немного и пошел переписывать протокол. А Петр долго разглядывал оба кирпича, после чего заявил:
— Никогда такого не видал! Алексей Николаевич, пойдемте со мной в цирк на турнир французской борьбы.
— Зачем?
— Там такие силачи! Морре-Чеховский, к примеру, одной рукой поднимает пятерых.
— А я шестерых, и что с того? Делом надо заниматься, Петр Палыч, а не в цирки ходить. Когда можно будет допросить пленных?
— Не раньше вечера, и то если доктор разрешит.
Действительно, оба захваченных налетчика выглядели неважно. Один едва мог говорить из-за сломанной челюсти, второй мочился кровью и скулил.
— И вообще, Алексей Николаевич, — посерьезнел надзиратель, — вам теперь о другом надо думать.
— О чем? — спросил питерец, хотя и догадывался.
— А об том, как спасаться, — рассердился молчавший доселе Блажков. — Вы ж у них брата убили, они отомстить захотят.
— Средний Царь имеет под рукой много головорезов, — подхватил пристав Третьего участка Новиков. — А Самый Царь, тот вообще нанимает на Кавказе абреков. Когда ему понадобилось захватить в Забалке лучший кирпичный завод, прибыли на поезде пятьдесят кинжальщиков. И все! Наследники даже не пикнули, и в полицию никто не обращался. Ехали бы вы, господин коллежский советник, восвояси. Покуда целы…
Лыков посмотрел на пристава и с усмешкой ответил:
— Не могу, у меня ревизия не закончена.
— Черт бы с той ревизией, — встрял Блажков.
— Яков Николаевич, мы же с вами договорились! Изловим всех жуликов подчистую, тогда и поеду.
Коллежский регистратор только махнул рукой…
В четыре часа утра, усталый и разбитый, Алексей Николаевич отправился в гостиницу. Но спать ему в эту ночь, видимо, было не суждено. Он проходил по Большой Садовой мимо нового собора. Вдруг впереди, со стороны Дмитриевской, раздались два выстрела. Что за чертовщина? Питерец остановился и прислушался. До него донеслись крики, свистки, и тут началась такая пальба, словно шло батальонное учение. Ай да городок, подумал он. Развернулся и быстрым шагом двинул на шум. Оружия у командированного при себе не было, но хотелось узнать, что там происходит.
Идти пришлось далеко. Пока он добирался, стрельба стихла. На Старом Базаре несколько городовых окружили околоточного надзирателя и что-то разглядывали. Сыщик приблизился и сказал начальственным тоном:
— Я коллежский советник Лыков из Департамента полиции. Что случилось?
Околоточный посмотрел на незнакомца, задержался взглядом на синяке под левым глазом и ответил:
— А предъявите документик, господин хороший.
Питерец протянул ему свой полицейский билет. Околоточный прочитал, вернул билет и стал во фрунт:
— Заведывающий конными городовыми и ночной стражей губернский секретарь Филимонов.
— Здравствуйте. Так что произошло?
— Стычка, ваше высокоблагородие. Вот, поглядите: это я еще легко отделался.
Полицейский показал свою фуражку. Тулья на ней была оторвана, околыш почернел от порохового нагара.
— Ну и дела… — удивился сыщик. — В упор стреляли?
— Так точно. Вторая пуля под погоном пролетела, вон нитки торчат. Как только не уложил, дурак?