— Что он мне может объяснить? — вспылил коллежский регистратор.
— Карпов знает, что.
Блажков велел соединить его через телефон с охранным отделением. Карпов взял трубку:
— Что случилось? Мне некогда.
— Тут у меня сидит надзиратель сыскной части Ракогон…
— И что с того?
— Он вел недозволенные разговоры с погибшим недавно рецидивистом Нецветайленко. Без моего ведома. Я хочу его уволить без прошения, а Ракогон заявляет, будто вы мне что-то должны объяснить.
— Ну?
— Что «ну»? — рассердился Блажков. — Приезжайте и объясняйте. А то ведь я выгоню эту дрянь.
Карпов тоже рассердился:
— У вас что, мания величия? Подполковники к коллежским регистраторам не ездят. Сначала подрастите в чинах.
— И что мы будем делать? Ракогон ваш агент или как?
— Нашли о чем спрашивать в фонический аппарат! Да, с Нецветайленко Ракогон встречался по моему поручению. На остальные вопросы я отвечу в своем кабинете. Приезжайте, но не раньше чем через два часа — сейчас мне некогда.
Блажков бросил трубку, на нем не было лица.
— Ты чего, паскуда, решил меня с жандармами поссорить? — заорал он на подчиненного.
Тот спокойно ответил:
— Они приказали, я исполнил.
— Приказывать тебе они не имеют права! Пусть разговаривают со мной.
— Да неужто? Жандармы в нашей стране имеют право на все, сами знаете.
— Ты должен был поставить меня в известность. Доносы им писал на своих товарищей? Так?
— А хоть бы и писал! — огрызнулся надзиратель. — Уволите меня за это? Руки коротки. Жандармы вас раньше выгонят, если будете перечить. Терпите. Христос терпел и нам велел…
Яков Николаевич все-таки поехал на Рождественскую, 38, и вышел оттуда как оплеванный. А Ракогон остался служить в сыскной части.
Тем временем в Чертовом отряде прошло последнее совещание. Серега Сапер нарисовал на листе бумаги картинку, как все будет. Его товарищи расселись вокруг.
— Значит, вот это вагон. Он состоит из двух половин. В левой находится охрана: пять солдат при ефрейторе. Они посменно дежурят, так чтобы на посту всегда стояли двое. Понятно?
— Понятно, дальше валяй.
— В правой половине живут почтовики. Их обычно трое.
— Почтовики при оружии? — спросил Тер-Якопянц.
— Да, с наганами.
— А солдаты с винтовками?
— Не с рогатками же. Конечно, с винтовками. У начальника караула еще и револьвер.
— Так что, выходит, девять вооруженных людей?
— Мкртчич, все верно. Их девять, а нас восемь. Ты куда клонишь, не пойму?
— Много… Если к тому же храбрые попадутся, как мы их возьмем?
— На это есть бомба. Я ее снаряжаю. Помнишь, мы в магазине забрали волчью картечь? Когда она разлетится по вагону, на ногах никто не устоит. Если даже не возьмет картечь, повалит взрывная волна.
Тут вдруг заговорил Капетанаки:
— Жалко мужиков. У них жены-дети… Давайте сначала предложим им сдаться. Иначе, скажем, бомба прилетит. А?
Стодесятники рассмеялись все как один. Прокопий перекрыл своим басом общий хохот:
— Простодыр ты, Жорка. Скажешь им, а они не согласятся. И что тогда? Пойдешь на штурм, а солдаты будут наготове? Как есть дурак.
Эвзон растерялся:
— Но ведь девять человек убивать! Побойтесь Бога!
Бандиты схватились за животы:
— Это еще кто такой? Покажи нам его, а то ни разу не видали! Он есть ли вообще, чтобы его бояться?
Азвестопуло цыкнул:
— Георгий, заткнись. Ты будешь возле семафора, все сделаем за тебя.
— Но…
— Я сказал, заткнись!
Капетанаки замолчал с обиженным видом. Атаман подмигнул мужикам и увел есаула в соседнюю комнату. Там на столе лежали части снаряда.
— Я взорву бомбу ударным способом, — стал объяснять Прокопию Серега Сапер. — Иначе никак: шнур Бикфорда или часовой механизм не годятся.
— Это почему?
— Сложно подобрать время. Когда точно подъедет вагон? Где он остановится, чуть ближе или чуть дальше от метальщика? Этого никто не знает.
Цецохо нахмурился:
— А ударный способ опасный?
— Придется стоять на расстоянии броска. Да ладно, не впервой! Внутрь я помещу кислотный взрыватель. Кислота в стеклянной трубке, как водится у эсеров. При ударе трубка разбивается, кислота попадает в гремучую ртуть и…
— Ты зачем мне это рассказываешь?
— Затем, — сказал есаул, — что бомбу я оставлю тебе. А сам пойду с Жоркой к семафору. Когда увижу, что все в порядке, оставлю его там и вернусь за вами. Заберу снаряд обратно, и чешем все к насыпи. Так что минут тридцать бомба будет у тебя. Не кидай, не тряси и никому не перепоручай. Пусть лежит под деревом. Близко к ней никого не подпускай!
— Понял. А ты не можешь с ней дойти до семафора? Боязно как-то; я ведь не сапер.
— И буду я полчаса ходить с этой штуковиной? А если кто увидит и спросит: что это там у тебя, на бомбу похоже?
— Значит, мне ее караулить?
— Прокопий, ты атаман. И доля твоя будет вдвое больше, чем у других. Крепись.
— Ладно, понял. Но что с твоим эвзоном делать? Как малое дитя. Зачем нам такой?
— Пусть стоит на стреме. Должен же кто-то подать сигнал.
За стеной послышалась возня, потом сдавленный крик.
— Что там такое? — встревожился «демон».
Цецохо отмахнулся:
— А! Ребята веселятся.
— Пойду посмотрю.
— Не ходи!