Фашист пролетел

За портьерой в руке Адама легально золотится коньяк, который наливается в три пузатых бокала, но Стен срывается на зов, требующий "грубой мужской силы".

- Ветреник! Что ж?.. Поздравляю?

- С чем? - Александр берет бокал. - Выебли меня по-крупному.

- Не тебя одного.

Закушав ломтиком лимона, Адам сообщает новость о том, что Мазурка невинности лишили - не в социальном смысле, а в буквальном. Причем, не домработница.

- А кто?

- Еврейка. Но какая! Будущий сексолог. Из семьи не просто состоятельной: богатой. Old money. Если можно так выразиться применительно к тем, кто пережил сталинизм не с пустыми руками.

- Адам, тебя маман! - Стен расстегнул свою рубашку на пуговицу ниже для демонстрации растительности. - Как там наш Третий Рим-четвертому-не-быти? - Он допивает свой коньяк, по-хозяйски наливает снова и подмигивает. - Скверик у Большого посещал?

- А что там?

- Не знаешь? Как у нас "Мальчик с Лебедем"...

И внезапно бросается с поцелуем, одновременно пытаясь прижаться выпирающим из тесных брюк бугром. Отталкивающе разит разгоряченным потом. Упирая ладони в могучую грудь внезапного неприятеля, который языком разжимает ему зубы, Александр уже готов коленом дать по яйцам. Стен отступает сам, увидев Адама, который вносит хохломской поднос с закусками.

- Ну, чего ты?

- Я? - Александр оттирает обслюнявленные губы. - Это ты - чего?

- Из просвещенной Москвы приехал, а зажат, как девочка.

- Какая, на хер, девочка? Совсем рехнулись в этом омуте?

Из прихожей доносится голос новой гостьи: "Сколько лет, сколько зим!.."

Стенич перестает смеяться. Мертвеет лицом и переходит на шепот:

- Кто это?

Адам отодвигает портьеру:

- Госпожа Правилова Аида. Актриса и, можно сказать, телезвезда.

- Что это за звезда, я знаю! Откуда она здесь?

- Мамашина подруга боевая... А что?

- Не мог предупредить?

- Откуда же я знал? Мамаша список редактировала. Ты можешь сказать, в чем дело?

Всем своим крупным телом Стенич бросается на пол, припадает к ковру но под диван ему не влезть. Убедившись в этом, вскакивает. Озирается. Балкон!..

Шторы еще не успокоились, когда со звоном украшений врывается тучная и очень ненатуральная блондинка - та самая ночная истеричка с улицы Коммунистической: "Здесь, говорят мне, ученик мой?" Не здороваясь, смотрит на них, молчащих, оглядывает комнату, и, увидев три бокала, уверенно идет к балкону. Раздвигает шторы, занавеси. Но за стеклами Стена нет. Она оглядывается, они молчат. "Ах, он, наверное, ручки моет!"

И выбегает.

- Комедия дель арте, - говорит Александр.

- Надеюсь, что.

Адам открывает балконную дверь. Тела на асфальте нет. Но рядом по стене - пожарная лестница.

- Змей ускользнул. В цирке бы ему работать.

- В качестве монстра.

- Ну, какой он монстр? Парнишка просто хочет выйти в люди. Господь ему отмерил, согласись.

- Весьма умеренно.

- Как сказать? Девятнадцать сантиметров. И что еще важней - двенадцать в диаметре.

Александр смотрит на Адама:

- Ты откуда знаешь?

- Разве ты не знал?

В дверь звонят, когда уже зовут за стол.

На пороге беглец с букетом белых хризантем:

- А вот и я!

За Высшее Образование уже выпито, когда появляется Мазурок розовощекий и набыченный, не говоря про отсутствие галстука. Но что значит власть: навстречу поднимаются и дамы. Отнюдь не первый из собравшихся красавцев; тем не менее, одна из не последних генеральш, в поисках "видов" приведшая горделиво пунцовеющую дочь, промокает влагу умиления, как бы про себя произнося: "Такого б нам орла!" Окрыленного бычка обнимает входящая с кухни мать Адама, она вбирает в свое объятье всю их компанию и произносит с прописной, как в классицизме:

- Законодатель, Любомудр, Лицедей и Одописец... Друзья, прекрасен ваш союз!

Отцы рассудительно гудят:

- Что бы ни говорили, а и среди м`олодежи...

- Есть, есть! Смена у нас вполне...

- Будет, кому передавать бразды...

- Запечатлеть их!

Друзья ухмыляются, сплетаясь монументальной группой - той, что встречает посетителей местного музея изобразительных искусств: "Коммунисты перед расстрелом".

Вспышка слепит. Юркий аспирант Адамовой мамаши, великовозрастный мальчик-чего-изволите, общелкивает и снисходительных отцов, предварительно развернув бутылки ярлыками к объективу.

- За тех, перед кем в долгу мы неоплатном... За отцов за наших! проникновенно выступает с фужером Лицедей, о родителе которого, кстати, Александр никогда и ничего не слышал.

Адресаты тоста впадают в скромность:

- Нет-нет, положено сначала за прекрасных дам...

- А также и не дам, - вставляет Мазурок, чем вызывает поощрительные хохотки, а также приливы новой крови к пунцовым щекам генеральской дочки, чей восторг по поводу себя и своего розана стыда не ведает.

Но дамы отклоняют, все, как одна, единодушно поддерживая Стенича, который наглеет в лицедействе:

- Тост пьется стоя и до дна!

Он так и пьется.

- Ну, а теперь за дам! До дна и не садясь!

Отщелкав пленку, аспирант опрокидывает первый фужер, наливает второй, накладывает на тарелку гору и, перед тем, как взяться за вилку, таращит глаза и растирает руки.