Фашист пролетел

- Так... Околачиваюсь. Занимаюсь городской феноменологией.

- Как интересно! Идем, расскажешь! Выпьешь с нами "Бархатного"? Сейчас мы его по-мопассановски... Гарсон! Гарсон, кружку пива! Мы здесь укрылись от вездесущих глаз в попытке сплести, ха-ха... заговор обреченных, да, Нора? Мой бывший одноклассник. Нынешняя моя сокурсница и мастер пантомимы. Город Новогрудок. Представь, что есть такой, и даже очень просвещенный...

Нора большерото улыбается, потом ее губы, морщинки на которых выявляют необычайность оранжевой помады, сходятся вокруг темной дырочки, медленно отпускающей струйку дыма. Глаза широко расставлены. В пальцах сигаретка с белым фильтром, на котором отпечаток этой губной помады.

- Вижу, что сражен. Но ничего поделать не смогу: не любит Нора юношей... Нора, а бородатых? Богемных и мятежных? А ля Адам Мицкевич? Сородич ее, кстати...

- Правда?

Нора из Новогрудка в ответ подмигивает.

- Я думал, он родился в Польше.

- Продолжайте думать, - кивает Нора. - Польша и была.

- Господа, ни слова об аннексиях и контрибуциях... - Стенич хватается за книгу, которую Александр положил на свободный стул и вниз обложкой. Что читаем? О, Ясперс, Жэ-Пэ Сартр... L'Etre et Le Neant. Браво, что не сдаешь позиций. Вот тебе твое "Бархатное". Давайте выпьем за безумство храбрых. Первый, Нора, был в нашей школе интеллектуал. Но не физик! Менестрель и трубадур. Даже по телевизору его показывали.

- А тебя?

- Представь себе, что нет. В нашей школе он единственный, кто сделал попытку вырваться из этого болота. И не куда-нибудь, а в МГУ.

Девушка смотрит испытующе:

- И как?

- Мордой об стену, - ухмыляется от пива Александр. - Об массовидность бытия.

- Саша, но что теперь? Ты ведь мне так и не сказал...

- А ничего.

- Совсем ничего?

- Le Neant.

Стенич пугается:

- Что, в армию?

- Нет. Le sursise.

- Как, как? Этого слова мы еще не проходили...

- Отсрочка. До войны...

- Везунчик!

- Но с работой не везет.

- С какой работой?

- Должен. Я же ведь заочник.

- Ах, да! Ведь обмывали... - Стенич смеется. - Не могу не вспомнить по этому поводу Фому Кемпийского... Sic transit gloria mundi.

- Воистину.

- Не принимай, как говорится, персонально... - Стенич успешно подавляет смех. - А куда?

- Экзистенциальный выбор. По-твоему, что лучше, автобаза или трамвайное депо?

- Фуй... Чума на оба дома. Не хочешь за кулисы?

- Я за кулисами и так.

- Осветителем? В крайнем случае, рабочим, но сцены? Сцены, Александр? Могу оказать.

- Серьезно?

- Друзья, - поясняет Нора. - Влиятельные гомосексуалы.

Стенич изображает, что скандализован:

- Элеонора! От сапфистки слышу!

Веселым смехом девушка отвечает на осторожный взгляд Александра.

- Эспри у нее, понимаешь, маль турне. Слегка набекрень - по-нашему. Не слушай ты ее. Не автобаза все же. Будешь при искусстве. Нет, я серьезно? Ты подумай.

- Ладно...

Александр допивает, забирает книжку и встает - излишне резко.

- Уже? А френомено... Хренология твоя? Обещал рассказать?

- В другой раз. Приятно было познакомиться...

Девушка небрежно вскидывает руку с сигаретой.

- Ах, Нора, Нора, яблоко раздора... Тогда оревуар?

Влезая за портьерой в рукава пальто, он слышит, как Стенич пытается обуздать свой голос:

- Дело не в том, что шокинг, просто они - другие. В зажимах, в комплексах... Оставим, ладно. Возвращаясь! Так вот эта сука мне и говорит...

* * *

После ужина отчим набивает трубочку. С лукавым прищуром предлагает перечислить царей в хронологическом порядке.

- Да ну...

- А все же? Просто интересно, как вам преподавали в школе русскую историю.

Когда он и всемирную считает историей, которую рассказывает идиот: много шума и ярости, но немного смысла - если вообще.

- Ну, Грозный. Иван. Который убивает сына.

- Кошмар, - поддерживает мама.

- Верно. Первый и великий.

- Бояр любил в кругу семьи вешать. Над обеденным столом вниз головой.

- Ужас...

- Опричнина, - списывает отчим. - Ты не отвлекайся. Дальше что?

- Романовы.

- Кто первый?

- Михаил Федорович.

- Век?

- Шекспира, - говорит он не вдаваясь, тем более, что мама снова возвышает голос над мытьем посуды:

- Мы-то в шкурах еще ходили!

- Дальше?

- Алексей Михайлович, Федор Алексеевич, Иоанн Алексеевич...

- Верно. Иоанн Пятый. А потом?

Императора Петра, который зверскими методами насаждал прогресс, отчим не оправдывает. Без комментариевони проскакивают Екатерину Первую, Петра Второго, Анну Иоанновну, Иоанна Шестого, Елизавету Петровну и Петра Третьего. По поводу Екатерины Второй мама говорит: "Великая женщина!"

- Л-лярва! - энергично возражает отчим.

- Образованнейшая...

- Такой срамотой покрыла трон Российский, что Европа до сих пор смеется.

- Знаешь? Европой тоже правили не ангелы.

Александр доходит до конца Романовых:

- Которых расстреляли.

- Угроза реставрации была.

- Да, но детей? Алешу? Девочек? - Вворачивает и про "слезинку", из-за которой Достоевский заранее отказался принять наше светлое будущее.

- Идеализм...

- А из наганов в упор - это что?

Отчим окутывается дымом:

- Что сделано, то сделано. Пути обратно нет.

- После такого и вперед не будет.

- Ты это... Думай что говоришь.