Фашист пролетел

- Зато, я вижу, созидаешь. Что-нибудь особенное?

- Так. Рассказец.

- Про что?

- Про пидарасов.

- Для "Юности"? Для "Молодой гвардии"?

- О чем бы ни писал, меня не публикуют. Так буду о том, что интересно самому.

- В Центральном сквере знаешь домик-сказку? На задах у Драматического?

- Сортир?

- Там своего первого я вырубил. Одним ударом. Так и плюхнулся мордой в карболку. Не к обеду будет сказано... Давай!

Они дают, берутся за приборы.

- Кстати, я нашего недавно видел. Девятнадцать на двенадцать...

- Где?

- Тоже пиво пил. На пару с девушкой. Похоже, что единомышленницей. Если мысли у них есть...

Адам вынимает новенькую десятку и, расплачиваясь за пиво и беф-строганов, щедро дает на чай. Гардеробщику, подавшему шляпу двумя руками, тоже отпускает рубль.

Между пальмами открывается входная дверь.

- Мальчики!

Александр делает шаг назад, тогда как Адам снимает шляпу при виде решительной актрисы в черном шелковом тюрбане и каракулевой накидке. Суворовец в черной шинели и фуражке вносит и складывает мокрый зонт.

- Сынуля мой...

С непримиримым видом скуластый парень смотрит сквозь них. Со вздохом актриса берет Адама под руку:

- На минутку?

Включив в машине стеклоочистители, Адам сообщает:

- Мечет икру мамаша.

- По поводу?

- Друг наш ее занятия прогуливает. Хе-хе: по мастерству. Просила проведать.

- А позвонить?

- Без телефона живет счастливчик...

Обогнув кирпичные стены трамвайного депо, они пересекают проспект и покидают центр. Долгобродская давит на психику грузовиками. За переездом начинается Заводской район.

- Твой дом.

Александр оглядывается вчуже. Занавески на кухне отныне постоянно сцеплены прищепками, ибо что ни ночь, то семейный совет...

- Что вздыхаешь?

- Три взятых наугад окна... А что за миллионами других?

"Победа" забрызгана до крыши, когда они выходят на улице под названием Радиальная.

Далекая окраина. Рев самосвалов с магистрали. Пятнистая стена блочного дома крест-накрест расчерчена бетонным раствором, который выдавился и застыл навечно. Адам приводит Александра на последний этаж в однокомнатную квартирку, где тесно бархатному баритону:

- Мальчишки! Либертины! А у меня, как назло, ничего нет пур вотр бон буш, для ваших красивых ртов. Не кефир же предлагать позавчерашний?

- Мы отобедали.

- Тогда, быть может, сплетемся в экстазе на десерт? Живыми вензелями?

Александра вдруг сгибает. Он просит соды, которую Стенич приносит в алюминиевой ложечке.

- Что с тобой?

- Сезонное... - Александр прижимает к животу диванную подушку. Сейчас пройдет.

- Чего я только не глотал, чтоб язву себе сделать... Не повезло! Признали годным без ограничений. Здоров, блядь, как сатир с картины Тициана.

- За что тебя и любим.

- Увы! Не только вы.

- Кто же еще?

- Адам... Но только антр ну?

- Естественно...

- Вина или беда, не знаю, но в общем получилось, что уступил я одной особе, в нашем мире весьма влиятельной. Вы догадались... Да. Правилова! Аида Михайловна была председателем приемной комиссии. Что делать? Изменил природе. Теперь старуха жизни не дает.

Адам прочищает горло. - Что же, Аида Михайловна не знает о твоих, так сказать, преференциях?

- Как ей не знать? Театралы друг про друга знают все. Выйди я к "Мальчику с Лебедем", завтра не только в театрах, до киностудии докатится. Не говоря про радио и телевидение.

- Тогда не понимаю...

- Чего тут понимать? Насилие и произвол. Чреватый очень херовыми последствиями. Если эта живоглотка попрет меня из альма матер, сразу же в армию забреют.

- Допустим. Лямку ведь тянуть не будешь? Возьмут в Краснознаменный ансамбль.

- Два года плясать в погонах гопака? Не мое представление о счастье.

- Тогда, хе-хе... люби.

- Твоими бы, Адам, устами...

- Что?

- То самое. О Господи! как верно сказано. Не родись красивой, а родись счастливой! - Стен, темперамент которого учительницы называли "огненным", шагает туда-сюда по блочной клетке, на поворотах с горькой обидой взглядывая в мамино трюмо. Потом, остановившись, хлопает в ладоши:

- Эврика! У меня скоро день рождения. Организуем оргию?

- Оргию? - не верят они своим ушам.

- Ну да!

- В буквальном смысле, что ли?

- Свальный грех?

- Зачем? Мы без греха. Дионисийскую! Но только чур без Мазурка.

- Как же без него?

- Нет-нет! С правящей властью отныне никаких сношений.

- Сын за отца не отвечает.

- Это смотря какой отец. А впрочем, как хотите. Воля ваша, как наш физик однорукий говорил... - Внезапным тигром прыгает на плечи Адаму, который гнется, но выдерживает. - Давайте летку-енку? Нет, без всяких задних? Раз-два! Туфли надень-ка! Как тебе не стыдно спать?

Славная, милая, смешная енка

Вас приглашает танцевать!

* * *

- В Злученных Штатах товарищ Мазурок.

- А младший?

- В тувалете.

Проводив их в комнату, прислуга остается в дверях. Очередной экземпляр принятого здесь образца народной красоты: румяные щеки, груди и посадка. Подкравшись из коридора, Мазурок застает девушку врасплох. Вспыхнув до корней почти белых своих волос, она толкает его локтем:

- Як батька, так и сын! Ведь люди ж смотрят?