Фашисты

— Тебе нужна операция. Откачать жир. И зашить в желудок специальный баллон. Как у Соловьёва.

— Но у меня нет денег. Я не работаю. Клиентов мало. Пенсия по инвалидности копеечная. А ещё алименты.

Это было невыносимо — смотреть на огромную кучу человеческих страданий.

— Мы тебе поможем, — сказал Витя. — Не знаю только как.

— Спасибо, друзья, я тронут. Выпивайте, не обращайте на меня внимания.

— У тебя ведь даже бабы не было давно, правда?

— Да, конечно. Ни одна женщина не захочет даже просто посидеть со мной рядом и подержать за руку.

Шурик раскачался и перевернулся на бок. Кровать затрещала. Он был похож на морского слона. Селиванову пришла в голову дурацкая картинка. Он подбрасывает кусок морковки, и Шурик ловит её в воздухе своим огромным ртом.

Витя разлил водку в стаканы.

— За тебя, Санёк! За твоё счастье.

— Спасибо, ребята.

— Кстати, у тебя нет каких–нибудь ненужных ботинок?

— Посмотрите в кладовке. Но там хлам, рвань.

— В кладовке, — сказал Витя.

— Потом, — махнул рукой Селиванов.

Они выпили.

— Слушай, а закусить есть? — спросил Витя.

— Конечно. В холодильнике. Мне мама приносит продукты.

— За твою маму!

Витя сходил на кухню и вернулся с яблоком и сыром.

Они продолжили пить и разговаривать. Селиванов не заметил, как уснул, сидя в старом советском кресле. Ему приснилось, что он тореадор, а вместо быка на него выпустили неуклюжего морского слона. Надо было проткнуть его саблей. У Селиванова не поднималась рука это сделать. Морской слон был жирный, жалкий и беззащитный. Толпа требовала крови. Им нужно было убийство. Селиванов уронил саблю и заплакал. На этом сон прервался. Он проснулся и увидел в полумраке голую тощую морщинистую женщину. Она ползала по туше Шурика. Рядом стоял Витя и давал указания.

— Ищи, ищи.

— Да ищу я, ищу, — отвечала она шепеляво.

— Не надо, ребята, просто отдыхайте, развлекайтесь, — отвечал Шурик.

— Санёк, это же живая баба. Она всё сделает.

Селиванов сходил в ванную, умылся. Вернувшись, он увидел, что женщина сидит на его месте и пьёт пиво из литровой пластиковой бутылки.

— Маринка, ты такая дура, — бормотал Витя. Он сидел на полу. Голова свесилась на грудь.

Маринка лягнула его ногой. Витя лязгнул зубами и повалился на спину. Шурик молча смотрел на происходящее.

— Я пойду, — сказал Селиванов.

— Оставайся. Уже ночь, — ответил Шурик. — Если хочешь лечь, на кухне есть диванчик.

— Спасибо.

Он вышел на кухню и лёг. За окном что–то шелестело. Кажется, шёл дождь. Пришла Марина и стала рыться в холодильнике, отклячив голый зад. Селиванов подумал, что эта шалава сожрёт продукты, которые несчастному Шурику принесла старенькая мама. И заплакал.

— Ты чего? — спросила Марина. Она жевала.

— Ничего, — сказал Селиванов.

— А я паштет ем.

Она ушла. Селиванов почувствовал, что трезвеет. Ему стало страшно. Он сходил в комнату, взял бутылку водки. Марина сидела в кресле, раздвинув дряблые ноги. Витя спал на полу. Печальный Шурик смотрел телевизор. Селиванов хотел сказать ему что–то доброе и ободряющее, но ничего не смог придумать. Он вернулся на кухню и стал пить в темноте. Дождь прекратился. Проехала машина, шурша шинами по асфальту. Потом запела ночная птица. То есть не запела, конечно, а просто зачирикала, причём довольно противно.

* * *

Его разбудил Витя. Селиванов открыл глаза, зажмурился, застонал от головной боли и тошноты. Рядом лежало тёплое и мягкое тело. На секунду он сдуру решил, что Лиля нашла его ночью, но не смогла разбудить и увести домой, поэтому устроилась рядом. Он поднял голову. Рядом лежала Марина. Одну ногу она закинула Селиванову на бок. Он столкнул её.

— Который час?

— Неважно, — махнул рукой Витя. — Шурик умер.

— Да ты что! — сказал Селиванов. — Погоди. Точно?

— Я же врач.

— А от чего?

— Да откуда мне знать? От сердца, наверное.

Селиванов схватился за голову.

— А выпивка есть?

— Нет ничего. Всё вылакали. Эта манда всё допила.

Марина не шевелилась. Селиванову стало страшно. Может, и она умерла? Шурик решил, что одному скучно будет, и забрал её с собой.

— Эй! — Витя потряс её за руку.

— Отъебись, — простонала она.

Селиванов с трудом встал, обошёл Витю и заглянул в комнату. Работал телевизор. Шурик лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Селиванов медленно протянул руку и тронул его за плечо. Потом потряс. Кажется, наступало окоченение. Все эти сотни килограммов жира стали непривычно твёрдыми.

— Иди сюда, — позвал Витя.

— Чего?

— Посмотри там в кладовке, он говорил, есть башмаки. И пошли отсюда.

— А Шурик?

— Ох, — сказал Витя.

Он ушёл в ванную. Селиванов услышал, как его рвёт. Марина открыла глаза.

— Выпить есть?

— Нет. Шурик умер, — сказал Селиванов.

— Да ладно!

Он пожал плечами. Достал из кармана телефон. Половина восьмого. Никто не звонил. И не писал. Стало немножко не по себе. Раньше, когда он так же уходил, Лиля без конца доставала звонками. С другой стороны, так даже лучше. Меньше ругани.

— Я пошла отсюда, — сказала Марина.

— Надо вызвать кого–то, — пробормотал Селиванов. — Ментов или скорую.

— Флаг в руки, барабан на плечи. Хоть пожарных. Я сваливаю.