Фашисты

Такие авторы, как Хьюз (Hughes, 1967), Штернхелл (Sternhell, 1976: 320–325) и Мосс (Mosse, 1999), описывают общий международный идеологический кризис, поразивший Европу. Они видят противоречие между просвещенческим Разумом и постромантическим интересом к эмоциям, страстям, воле и подсознанию — тому, что порождает такие массовые феномены, как толпа, уличные столкновения, войны и национализм. Некоторые стремятся найти в «истории идей» связь между фашизмом и революциями высокого модернизма, в которых отразился и укрепился всеобщий кризис начала XX века: «тревожные перевороты» в психоанализе, абстрактной живописи, атональной музыке, закат «всеведущего автора» в реалистическом романе, тяготение к странному, фантастическому, декадентскому и иррациональному — все это отвергало характерный для Просвещения примат холодного и самоуверенного рассудка. Однако если бы международный культурный кризис помог укрепиться авторитаризму, это произошло бы повсюду. Возможно, это происходило лишь на макрорегиональном уровне? В таком случае культурный кризис на юге и востоке Европы должен был быть глубже. Пожалуй, в англосаксонских и скандинавских странах он действительно проявлялся меньше; однако столицей авангарда был демократический Париж, а новаторской музыки и психоанализа — социал-демократическая Вена. А до юга и юго-востока модернизм доходил с опозданием. В сущности, высокую культуру создавал тонкий слой космополитической элиты, не особенно привязанной к местности. Особенно верно это для музыки и художественного творчества, не стесненных лингвистическими барьерами. Однако трудно связать революции, совершенные Фрейдом, Шенбергом, Пикассо, Джойсом и так далее, с политическими революциями. Многие радикальные художники отвергали художественные формы, доступные и понятные массам (простые мелодии, красивые пейзажи и т. п.), и, следовательно, имели на массы мало влияния. По мнению Шорске (Schorske, 1981), культурные элиты Вены видели, что либерализм не смог реформировать Австро-Венгерскую империю, и страшились пробудившейся яростной активности масс. Поэтому они бежали в эстетический романтизм и оккультизм, отвергая ценности существующего общественного порядка, с ужасом предсказывая неслыханные политические потрясения.

Однако значительную часть модернистского искусства фашисты называли «дегенеративной» и отвергали. Поэтому некоторые называют фашизм антимодернистским движением. Сам я предпочитаю концепцию ресакрализированного модернизма Джентиле (Gentile, 1996) или реакционного модернизма Херфа (Herf, 1984). В нацизме была ностальгия по прошлому, романтизм, тяготение к Средневековью и даже к первобытным временам. Однако, как пишет Аллен (Allen, 2002) о технократах в СС, сами нацисты считали себя модернистами. В таких различных областях, как инженерное дело, теория управления, биология, пропаганда и графика, фашисты принимали новое с энтузиазмом. Они вводили инновации в массовых коммуникациях, распространяя свою идеологию через плакаты, парады, художественные выставки, кинофильмы и архитектуру. В архитектуре и в музыке они были довольно консервативны; в графике, кинематографе и театрализованных представлениях — радикальны. Однако кризис высокой культуры, по-видимому, не играл большой роли в фашистской идеологии. Скорее фашисты предлагали соблазнительные решения для экономического, военного и политического кризисов своей эпохи — и сообщали о них, изобретательно используя модернистские приемы массовой коммуникации.

В самом деле, это была эпоха подъема национальных государств, и коммуникации в ней становились все менее международными, все более внутригосударственными. В XVIII веке литературную коммуникацию вели между собой многоязычные церкви и аристократические элиты. Просвещение было международным движением — оно охватывало всех грамотных европейцев и даже выходило за пределы Европы. То же верно и для его наследников — либерализма и социализма XIX века, врагов авторитаризма века двадцатого. Международному распространению социализма способствовал космополитизм крупного капитала, привычка старых режимов карать инакомыслящих изгнанием, а также левые симпатии еврейской молодежи, вызванные новым политическим антисемитизмом. Космополитические сети изгнанников и евреев составили основу Интернационалов и способствовали быстрому распространению социалистических текстов. Марксизм, синдикализм и реформизм — субкультуры, влияние которых испытало на себе большинство рабочих движений — все были макрорегиональными. И авторитаристы, особенно фашисты, обвиняли социалистов в космополитизме, чуждости, измене. Подъем социологии в конце XIX века носил националистическую окраску. Вебер, Дюркгейм, Парето и Моска почти не ссылались друг на друга. Они были замкнуты в своих национальных границах — и каждый по-своему, независимо друг от друга, развивали критику интернационального социализма.