Фашисты

В межвоенный период традиционный немецкий этатизм и милитаризм, смешавшись с «народным» национализмом и антисемитизмом, породил нацизм. Влияние его распространялось более на восток, чем на юг, где границы были прочнее, а расизм и антисемитизм не столь актуальны. Французский этатизм, смешавшись с итальянским авторитарным либерализмом и синдикализмом, породил итальянский фашизм. Парето и Моска были здесь адаптированы к мысли, что элиты, преследующие (неважно, какими средствами) абсолютные нравственные ценности, стоят выше «развращенного» парламентаризма «законной Италии». Корпоративизм Шпанна вырос из австрийских представлений о делении на сословия, румынский корпоративизм Манойлеску предвосхитил теорию периферийной зависимости. Как и у Джентиле в Италии, в их корпоративистских схемах реорганизации общества экономическая эффективность была тесно сплавлена с понятиями единой нации и «нового человека». Корпоративистское однопартийное государство итальянского фашизма вызывало восхищение и подражание везде — от Польши и стран Балтики до Испании и Португалии. В 1920-х, не в последнюю очередь благодаря театральному стилю и риторике Муссолини, Италия оказалась в центре внимания новых правых. По мере развития фашизм испытывал на себе все более сильное католическое влияние. Компромиссу Муссолини с папой тоже старались подражать в других местах — и католические Франция, Испания и Португалия приняли австрийский клерикальный фашизм.

Церкви предоставляли ключевые инфраструктуры для идеологической коммуникации. Они были «душой» старых режимов — и оставались мощной массовой силой: через систему школ, выпускающую в свет половину грамотных европейцев, и через проповеди и пастырские послания, достигающие каждого прихода, воспроизводимые в газетах и журналах.

Религиозные сообщения циркулировали в трех различных макрорегионах — протестантском, православном и католическом, а также внутри государственных границ.

Большинство крупных протестантских деноминаций давно уже были «стабильными» государственными церквями. На северо-западе их система образования влилась в государственную или существовала с ней в гармоничном тандеме. Здесь церкви обычно поддерживали государство, капитализм и демократию, были консервативны, очень умеренно этатичны и националистичны. Уважение протестантов к личности и местным общинам способствовало существованию в Британии и Скандинавии диссидентских сект, что также укрепляло либеральную и социальную демократию. Радикально правое мышление северо-западные протестантские церкви, как правило, не поощряли. В Германии дело обстояло иначе: единственная государственная протестантская церковь здесь вплоть до 1918 г. оставалась душой полуавторитарного режима. Теперь же она остерегалась светских и католических партий Веймарской республики, и многие церковники искали альтернативного государства с иным пониманием священного. То, что искали, они нашли в нацизме.

Восточно-православные церкви изначально напоминали протестантские тем, что каждая из них была связана со своим государством. Однако по большей части они подчинялись иностранным правителям — австрийцам, русским или туркам. Правители новых православных государств XIX века — Болгарии, Румынии, Греции — также происходили из иностранных династий. Следовательно, православные церкви воплощали в себе не столько душу государства, сколько душу народа — зачастую крестьянства. Православные школы и семинарии пестовали национально-освободительные движения и органический национализм. Сочетание умеренного этатизма (исходящего из политического квиетизма и любви к иерархичности) и более отчетливого национализма приводило к различным политическим исходам. Однако в некоторых православных церквях, особенно в Румынии (см. главу 8), имелись влиятельные фракции, склонные к радикально правым взглядам и даже к фашизму.