Фашизм: идеология, политика

В конечном счете многие образованные немцы сознательно либо бессознательно, из страха перед насилием, боязни потерять материальное благополучие и социальный статус и т. п. оказывались активными или пассивными соучастниками фашистского режима. Некоторые из них полагали, что фашизм можно пережить и остаться чистым, уйдя «во внутреннюю эмиграцию». Даже страшное, сокрушительное поражение ничему не научило бюргеров. Л. Франк в книге «Ученики Иисуса» показал некоего профессора Габерлейна, вещавшего в трактире: «Человечество на веки вечные в неоплатном долгу перед Германией. Достаточно того, что мы подарили миру Бетховена. Силы германского народа неисчерпаемы… Германия воспрянет. Уже сегодня можно сказать с уверенностью, что, если бы наша стратегия не шла на поводу у какого-то австрийского дилетантишки, Германия выиграла бы войну». И Франк устами редактора левой социал-демократической газеты присовокупил: «А ведь он даже не нацист и никогда им не был. В частной жизни это добропорядочный человек. Так можно последнюю надежду потерять»². После войны многие немцы уклонялись давать четкие ответы на беспощадные политические вопросы. Сведения о фашистских зверствах побуждали многих к рассуждениям такого рода: самое важное теперь подвергнуть себя очищающему огню своей совести. Многие искали оправдания в добрых поступках, которые совершили они или их родственники в страшные годы фашизма.

Конечно, никто не может обвинять в фашистских преступлениях весь германский народ. Фашисты пришли к власти вовсе не потому, что за них проголосовало большинство народа. Они пришли к власти в результате зловещего союза крупнейших промышленников и финансистов, агрессивных милитаристских кругов и всех других реакционеров. Если бы германский народ добровольно принял Гитлера и нацистскую программу, то фашистам не понадобились бы штурмовые отряды, не понадобились бы концентрационные лагеря и гестапо, которые были созданы для борьбы с антифашистами сразу же после того, как государственная власть перешла в руки гитлеровцев.

В продолжении всей эпохи жестокого фашистского террора, кровавой расправы с антифашистами сопротивление фашизму жило, борьба с ним продолжалась. «Полмиллиона немецких антифашистов, которые погибли в лагерях смерти или в течение многих лет томились в них, тысячи коммунистов, социал-демократов и противников войны, расстрелянных в «третьем рейхе», гильотинированных в Плетцензее, замученных в казематах гестапо, казненные вожди рабочего класса Эрнст Тельман, Джонни Шеер, Эдгар Андрэ — все они доказали, что и в самые черные часы фашистской ночи, когда погасли огни в оккупированной Европе, даже Гитлер не был в силах задушить немецкую демократию, пробивавшую себе путь к свободе»¹,— пишет М. Подковиньский. «Им не дано было спасти Германию, они могли лишь умирать ради Германии; счастье сопутствовало не им, а Гитлеру, — сказала известная немецкая писательница Рикарда Хух, когда в 1953 г. вышел в свет сборник писем павших немецких антифашистов. — Но смерть их была не напрасной. Если сегодня мы вспоминаем тех, кто отдал жизнь в борьбе протин национал-социализма, мы всего лишь платим долг благодарности. Вспоминая, что принесли они в жертву, мы и сами чувствуем себя легче, ибо можем подняться над нашими собственными несчастьями»².

Носителями революционных традиций антифашистской борьбы были прежде всего передовые рабочие, коммунисты. Как писал Р. Роллан, «сила убеждения проверяется готовностью к жертвам. Коммунизм блестяще выдержал испытания кровью. Под топором Гитлера и его палачей коммунизм породил столько мучеников и героев, сколько никогда не порождала ни одна идея» ³.

Да, в борьбе с фашизмом, в трактовке его сути коммунисты допускали ошибки. Их допускали как отдельные коммунисты-руководители, так и целые партии и даже Коммунистический Интернационал. Одной из характерных ошибок коммунистов в оценке фашизма было подведение под одну крышу различных форм буржуазных государств: от либеральных государств дофашистского периода до фашистских тоталитарных государств. В известной мере подобная ошибка была объяснима. Широкие слои общественности, народные массы европейских стран были после первой мировой войны преисполнены скептицизма в отношении буржуазной демократии. Этот скептицизм разделяли и коммунисты.

Так, отмечал В. Пик, «в Германии коммунисты довольно долго считали, что… правительство Брюнинга является уже правительством фашистской диктатуры»¹. Конечно, это правительство было реакционным и немало сделало, чтобы расчистить дорогу фашизму, но само фашистским не было. С вышеназванной ошибкой была связана и другая. Как отмечал П. Тольятти, ее суть заключалась в «постоянном и прямолинейном утверждении», что «на смену фашистскому деспотизму может прийти лишь режим, который является выражением власти рабочего класса и народа, почти априори исключая возможность демократического строя, который бы продлил срок существования капиталистической системы»².