Фата-Моргана №3

— Это там: под ногами, у той стены белого камня. Великое свечение и собрание звезд. Их свет пробивается сквозь темноту. Они как лица танцоров, глаза ангелов. Идем, посмотрим на них, Бран.

Шахтеры стояли, Пер и Ханно подпирали спинами тележку, не давая ей скатиться вниз: ссутулившиеся люди с усталыми, грязными лицами и большими руками, согнутые и измученные работой с лопатой, киркой, кувалдой. Они были в замешательстве, сострадательные, нетерпеливые.

— Мы уже уходим. Все, домой, ужинать. Завтра, — сказал Бран.

Астроном поглядел по очереди на всех и ничего не сказал.

Ханно сказал своим хриплым добрым голосом:

— Пойдем с нами наверх, хоть один этот раз, приятель. Наверху темная ночь и как будто идет дождь; сейчас ноябрь; ни одна живая душа не увидит тебя, если ты придешь и посидишь в моем доме, один раз, и поешь горячей пищи, и поспишь под крышей, а не под толщей земли совсем один!

Геннар отпрянул назад. Как будто свет померк, когда его лицо скрылось в тени.

— Нет, — сказал он. — Они выжгут мне глаза.

— Оставь его в покое, — сказал Пер и стал толкать тяжелую, груженную серебром тележку по направлению к штреку.

— Посмотри, где я тебе сказал, — сказал Геннар Брану. Шахта не мертва. Посмотри своими собственными глазами.

— Хорошо, я приду вместе с тобой и посмотрю. Доброй ночи!

— Доброй ночи! — сказал астроном и свернул в боковой тоннель, в то время как они продолжили двои путь. Он не зажег ни свечи, ни лампы; они видели его лишь мгновение, а потом все поглотила тьма

Утром его не было на обычном месте. Он не пришел.

Бран и Хакно искали его, сначала лениво, потом весь день. Они ушли так далеко вниз, насколько у них хватило духа, и пришли наконец к началу провалов. Они вошли в тоннель, перекликаясь время от времени, хотя в огромных пещерах даже они, рудокопы, всю свою жизнь не осмеливались громко разговаривать, так как боялись бесконечного эха в темноте.

— Он свалился вниз, — сказал Бран. — Дальше вниз. Вот что он сказал. Идите дальше, вы должны идти дальше, чтобы найти свет.

— Но света нет, — прошептал Ханно. — Здесь никогда не было света от сотворения мира.

Но Бран был упрямый человек, с буквальным и доверчивым рассудком; и Пер послушал его. Однажды они вдвоем дошли до места, о котором говорил астроном, где большая жила белого гранита, которая прорезывалась в более темной скале, была оставлена нетронутой полвека назад как несущая опора. Они укрепили свод старого забоя, где подпоры ослабли, и начали копать. Не белый камень скалы, а рядом с ней; астроном оставил там пометку, нечто вроде схемы или символа, нарисованного копотью свечи на каменном полу. Они наткнулись на руду на глубине в один фут, под слоем кварца; под ним — теперь работали все восемь — удары кирок обнажили самородное серебро, жилы, жилки, россыпи и узлы, сверкающие среди разбитых кристаллов в раздробленной скале, как звезды и созвездия, глубина под глубиной, свет без конца.

Бертрам Чендлер ПРИВЫЧКА (Перевод с англ. С.Грачевой и К.Оноприенко)

На вид это был обычный корабль, стандартное грузовое судно, на которых перевозилось большинство грузов с Земли на другие планеты. Когда-то он и впрямь был грузовым кораблем на его гладком борту до сих пор сияло золотыми буквами название — «Венерианка». Только опытный глаз профессионального космонавта мог бы заметить странной формы трещины, чернеющие на фоне сверкающего металла. Только профессиональный космонавт с группой физиков впридачу рискнул бы выдвинуть догадку о том, что находится внутри.

В круглой раме тамбурной двери возникли два человека. Первый из них, проигнорировав трап, спрыгнул с высоты десяти футов, мягко приземлился, чуть согнув ноги в коленях. Второй двигался более степенно, медленно спустился по наклонной дорожке на потрескавшийся бетон. Он осуждающе произнес:

— Тебе надо быть поосторожнее, Тиллот. В конце концов мы улетаем сегодня вечером.

— Был бы я осторожным, — ответил второй, в позе его невысокой легкой фигуры было что-то угрожающее, — меня бы здесь не было.

Высокий, по имени Эбботсфорд, — он был начальником Отдела Исследований Межпланетной Транспортной Комиссии, — сердито упрекнул его:

— Я рад, что ты со мной, Тиллот. Я рад, что среди пилотов, работающих в Комиссии, нашелся один доброволец. Как раз поэтому я прошу тебя — будь осторожнее. Слишком много зависит от успеха нашего испытательного полета…

— Ол райт, доктор, — ответил Тиллот тоном издевательского самоуничижения. — Я буду осторожен. Я подниму вашу штуковину вверх и выведу ее из атмосферы так осторожно, словно это корзина с яйцами, и таким же образом верну ее назад. Все остальное зависит от вас. — Голос у него был насмешливым: — Я надеюсь, вы будете внимательны в промежутке между взлетом и посадкой.

— Конечно, — жестко ответил Эбботсфорд.

— Конечно, — передразнил его Тиллот. И добавил: — Не смешите меня, доктор. Это будет первый корабль, достигший скорости света, первый межзвездный корабль… Какого черта вы говорите, что будете осторожны, как вы сможете?