Фата-Моргана №6

«Черт бы побрал Хансона», — подумал Фримэн. Было одиннадцать сорок пять, а он так и не появился. Фримэн листал журнал, не глядя на страницы, и лишь ежесекундно посматривал на часы. Ремешок их давно уже болтался у него на запястье, и он дважды проделывал дополнительные дырочки для застежки.

Как описать эту метаморфозу Хансону, он еще не решил его душу терзали любопытнейшие сомнения. Он сам с трудом верил тому, что происходит. Конечно, он расстался со значительной частью собственного веса (по восемь-девять фунтов в сутки!) и стал на фут ниже ростом, однако это не сопровождалось очевидным ухудшением здоровья. Фактически он вернулся к физическому состоянию четырнадцатилетнего школьника.

«Но чем же все-таки объяснить это?» — спрашивал себя Фримэн. Было ли омоложение чем-то вроде психосоматического эксцесса? Хотя он не испытывал какой-то сознательной враждебности к ожидаемому ребенку, не оказался ли он в объятиях приступа безумных репрессалий?[71]

Именно эта мысль, из которой вытекала логическая перспектива оказаться в обитых мягким стенах под наблюдением одетых в белое санитаров, испугала Фримэна и заставила молчать. Личный врач Элизабет был грубым несимпатичным типом, который наверняка сочтет Фримэна симулянтом-неврастеником, затеявшим бессмысленную игру с целью поставить себя в чувствах жены вместо собственного ребенка.

Фримэн знал также, что существуют и другие смутные, запутанные мотивы. Однако он испугался более глубокого анализа и начал читать журнал.

Это были комиксы для школьников. В раздражении Фримэн уставился на обложку, затем взглянул на стопку других журналов, которые Элизабет заказала у агента-распространителя печати в то утро. Они были такими же.

Его жена вошла в свою спальню по другую сторону площадки. Теперь Фримэн спал один в комнате (которая в недалеком будущем должна была послужить детской), отчасти для того, чтобы иметь возможность уединения, отчасти, чтобы избавиться от мучительной необходимости предъявлять свое усыхающее тело на обозрение жены.

Она вошла с небольшим подносом в руках, на котором были стакан теплого молока и два пирожных. Несмотря на то, что Фримэн терял в весе, у него был отличный аппетит здорового ребенка. Он взял пирожные и торопливо съел их.

Элизабет присела на постель и достала какую-то брошюру из кармана передника.

— Я хочу заказать детскую кроватку, — сказала она. — Не желаешь ли выбрать из этого проспекта?

Фримэн отмахнулся с безразличным видом:

— Любая подойдет. Выбери покрепче и потяжелее, откуда ему будет не так-то просто выбраться.

Жена кивнула, задумчиво наблюдая за ним. Весь день она занималась глажением и чисткой одежды, перебирала стопки сухого белья в шкафах на лестничной площадке, дезинфицировала корзины и ведра.

Они решили, что она будет рожать дома.

ЧЕТЫРЕ С ПОЛОВИНОЙ СТОУНА!

Фримэн не верил своим глазам, глядя на циферблат у своих ног. За два прошедших дня он потерял свыше одного стоуна шести фунтов и теперь едва мог дотянуться до ручки комода или открыть дверь. Стараясь не смотреться в зеркало, он осознал, что стал ростом с шестилетнего мальчугана с хрупкими грудью и шеей и нежным личиком. Полы халата волочились теперь за ним по полу, и лишь с огромным трудом продевал он сквозь его обширные рукава свои ручонки.

Когда появилась Элизабет с завтраком, она критически оглядела его, поставила поднос и отправилась в одному из шкафов на лестничной площадке. Она вернулась с маленькой спортивной рубашкой и парой вельветовых шорт.

— Не наденешь ли ты это, дорогой? — спросила она. — В них тебе будет удобней.

Не желая подавать голоса, деградировавшего до мелодичного дисканта, Фримэн отрицательно потряс головой. Когда жена ушла, он все же стряхнул с себя тяжелый халат и облачился в новые вещи.

Борясь с сомнениями, он размышлял теперь, как войти в контакт с врачом, не спускаясь вниз к телефону. До сих пор ему удавалось не возбуждать в жене подозрений, но теперь не оставалось никакой надежды продолжать эту игру. Он едва достигал ей до талии. Если она увидит его стоящим во весь рост, то не перенесет такого удара и умрет на месте.

К счастью, Элизабет оставила его одного. Однажды сразу после ленча прибыли двое мужчин на микроавтобусе из универмага и доставили голубую кроватку и манеж, но он притворялся спящим до тех пор, пока они не ушли. Несмотря на все волнения, Фримэн быстро уснул — он стал уставать после ленча — и, проснувшись через два часа, увидел, что Элизабет застелила кроватку, плотно накрыв голубые одеяльца и подушку пластиковой простыней.

Там же он заметил пристегнутые к ограждению кроватки белые кожаные ремешки.

На следующее утро Фримэн решил сбежать. Он весил всего три стоуна и один фунт, и одежда, которую Элизабет выдала ему накануне, размера на три не подходила ему теперь — брючки едва держались на его тонюсенькой талии. В ванной Фримэн разглядел в зеркале какого-то малыша, смотревшего на него широко открытыми глазами. Он смутно припомнил кое-какие сценки из своего детства.