Фата-Моргана №6

Фримэн попытался вырваться, отчаянно стараясь высвободить свою руку, но Симондсон почти не обратил на это внимания. Элизабет в переднике вышла из калитки и поспешила к ним. Фримэн попытался спрятаться за ноги Симондсона, но почувствовал, как сильные руки управляющего банком приподняли его и вручили Элизабет. Она крепко схватила его — его голова торчала над ее широким плечом, — потом, поблагодарив Симондсона, унесла его в дом.

Когда они шли по дорожке, Фримэн обмяк у нее на руках он не хотел больше жить. В детской он стал ждать мгновения, когда его ноги коснутся постели, чтобы быстро юркнуть под одеяло, но Элизабет осторожно опустила его на пол, и он обнаружил, что очутился в манеже. Он неуверенно держался за поручни, в то время как Элизабет, нагнувшись, оправляла на нем рубашечку. Затем, к облегчению Фримэна, она ушла.

Минут пять Фримэн робко держался за ограждение, переводя дух, и тут до его сознания стала постепенно доходить мысль, которой он так смутно опасался вот уже несколько дней — повинуясь какому-то необъяснимому ходу своей логики, Элизабет отождествляет его с младенцем в своей утробе! Не выказывая удивления по поводу трансформации Фримэна в трехгодовалого ребенка, его жена тем самым подтверждает факт, что воспринимает происходящее, как явление, сопутствующее ее собственной беременности. В своем сознании она уже материализовала ребенка, которого еще носила. По мере того, как Фримэн уменьшался в размере, равномерно, как в зеркале отражая рост ее ребенка, ее глаза словно отыскали какой-то общий для них обоих фокус — и все, что она видела, было образом ее ребенка.

Все еще раздумывая над способами осуществления побега, Фримэн обнаружил, что уже не в состоянии выбраться из манежа. Легкие деревянные стойки были слишком крепкими, и он не мог сломать их своими ручонками, и вся клетка была слишком тяжелой для того, чтобы приподнять ее. Обессилев, он присел на пол и стал нервно играть с большим разноцветным мячом.

Теперь он догадался, что вместо того, чтобы избегать Элизабет и скрывать свою трансформацию, он должен привлечь ее внимание и заставить признать его истинную личность.

Поднявшись на ноги, он стал раскачивать манеж из стороны в сторону, в конце концов развернув его таким образом, что острый угол застучал по стене.

Элизабет появилась из своей спальни.

— Ну, малыш, к чему весь этот шум? — спросила она улыбнувшись. — Не хочешь ли ты пирожного?

Она стала на колени подле манежа, и ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Фримэна.

Собрав все мужество, Фримэн смотрел прямо на нее, изучая эти большие, немигающие глаза. Он взял пирожное, прочистил горло и сказал, тщательно выговаривая слова:

— Я н во бенок.

Элизабет взъерошила его длинные белокурые волосы.

— Правда? Какой ужас!

Фримэн затопал нйжками, затем скривил губы.

— Я н во бенок, — закричал он. — Я во уж.

Посмеиваясь про себя, Элизабет принялась освобождать от вещей шкафчик рядом с постелью. Покуда Фримэн пререкался с ней, тщетно стараясь четко выговаривать звуки, она вынула его смокинг и пальто, затем освободила комод, собрала вместе его рубашки, носки и сунула куда-то, завернув в простыню.

Расправившись с его вещами, она вернулась и разобрала постель, придвинув к стене вплотную, а на ее место поставила детскую кроватку.

Вцепившись в поручни манежа, ошарашенный Фримэн наблюдал, как последние останки его прежнего существования уносились куда-то вниз.

— Лизабе оги ме, я…!

Затем он сдался, пошарил по полу в поисках чего-либо пишущего. Собрав воедино все свои силы, он качнул манеж к стене и, пользуясь слюной, обильно бежавшей у него изо рта, большими буквами написал:

«Элизабет! Помоги мне. Я не ребенок!»

Стуча по полу кулачками, он наконец привлек внимание Элизабет, но, когда указал на стену, знаки уже высохли. Рыдая от бессилия, Фримэн проковылял по клетке к стене и принялся воспроизводить послание. Прежде чем ему удалось завершить создание двух или трех букв, Элизабет обхватила его рукой за талию и вынула из манежа.

Единственное кресло стояло во главе стола в столовой, а рядом был высокий стул. Все еще пытаясь составить членораздельное предложение, Фримэн почувствовал, как его вставили в стул, посадили и повязали шею большим слюнявчиком.

Во время еды он пристально наблюдал за Элизабет, надеясь отыскать в ее лице следы хотя бы мимолетного понимания того, что двухгодовалый ребенок, сидевший перед ней, был ее мужем. Фримэн дурачился с пищей, пытаясь состряпать на подносе вокруг тарелки какое-нибудь грубое послание, но когда указал жене на эти пятна, она лишь всплеснула руками и насухо вытерла поднос. Выбившись из сил, Фримэн позволил унести себя наверх и лежал теперь в кроватке под крошечными одеяльцами, прихваченный ремешками.