Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ)

По дороге в Калитино Марья впала в глубокую задумчивость. Разговор с князем совершено лишил её душевного равновесия. Она вовсе не собиралась говорить с ним столь откровенно, но бешенство, овладевшее ей в тот момент, когда он взялся поучать её, совершенно затмило рассудок. Она говорила совершеннейший вздор с одной лишь целью — досадить ему. По-видимому, у неё вполне получилось желаемое, ибо даже сама, пребывая в состоянии раздражённом, она не могла не заметить, как зол остался князь Урусов. Один немаловажный вывод она для себя сделала: о том, чтобы стать княгиней Урусовой, она может забыть. Илья Сергеевич ясно дал понять, что более она не услышит от него предложения руки и сердца. Она даже не думала о том, чтобы выйти замуж за Соколинского, но Урусов, заговорив о том, лишь укрепил её в мысли, во чтобы то ни стало добиться того. "Да хотя бы и затем, чтобы назло!" — дулась Марья Филипповна всю дорогу до Калитиных.

Василий Андреевич встретил племянницу ласково. Справился о здоровье сестры, и распорядился, чтобы накрывали стол обедать. Тётушка Марьи Ольга Прокопьевна тоже выказала радость по случаю её приезда. В обществе дядюшки и тётушки, Марья быстро оттаяла. Калититны всегда были добры к ней, может быть, потому, что собственных детей они не нажили, а потому племянников любили, как родных, но более всего Марью, потому как она всегда была ласкова с ними, с самого детства, тогда как Серж всегда стеснялся этих проявлений нежности.

Глядя на свою родню со стороны, Марья всегда недоумевала, как столь совершенно разных по характеру и складу ума человека ужились вместе. Шумный, пышущий здоровьем дядя Василь всегда слыл душой компании, тогда, как Ольга Прокопьевна больших собраний не любила, светскому обществу предпочитая уединение и спокойствие собственной усадьбы, оттого Калитины редко куда выезжали и почти никого у себя не принимали.

Обеды у Калитиных всегда были сытными и долгими. На сей раз подавали щи из свежей капусты с кулебякой, за которыми последовала буженина под луком, а на третью перемену подали рябчиков. Василий Андреевич ел с большим аппетитом, наблюдая за ним, Марья невольно улыбалась, не понимая, как такое количество пищи под силу одолеть одному человеку. Сама она едва смогла доесть щи и до сих пор гоняла по тарелке кусок буженины, щедро сдобренный сметанным соусом.

— Налей-ка вина Марье Филипповне, — глянул Калитин на лакея, который тотчас поспешил исполнить приказ. — Что-то ты сегодня больно кислая, душа моя, — обратился он к племяннице.

Марья вздохнула и отложила вилку, потянувшись к бокалу с вином. Чуть пригубив терпкую мадеру из погребов Калитина, девушка отставила фужер в сторону:

— Серёжа написал, что приедет на следующей седмице.

Василий Андреевич шумно вздохнул.

— Сколько надобно? — буркнул он.

— Две тысячи, — опустила голову Марья, в душе благодаря дядьку, что не пришлось продолжать разговор, и он сам обо всём догадался.

Калитин перевёл взгляд на своего управляющего:

— Вениамин Степанович, после обеда выдайте Марье Филипповне всю сумму.

Управляющий согласно кивнул, но при том посмотрел на юную родственницу Калитиных крайне неодобрительно.

— Когда же он за ум возьмётся?! — посетовал Калитин, имея в виду племянника. — Эх! Мало его Филипп в отрочестве розгой потчевал. Чаще надобно было, чтобы толк вышел.

— Он не будет больше, — вступилась за брата Марья Филипповна и завела разговор на интересующую её тему. — Слышали в Клементьево хозяин объявился? — спросила она тоном светской беседы.

— Слыхали, — усмехнулся Василий Андреевич. — Я-то старших Соколинских хорошо знал, а вот с молодым незнаком.

— Что ж вы, дядюшка? — улыбнулась Марья. — Почитай ближайший сосед.

— Говорят, молодой Соколинский даже очень хорош собой, — хитро глядя на племянницу, вступила в разговор Ольга Прокопьевна.

— Он был у нас, — залилась румянцем Марья, — заезжал знакомиться.

— Вон оно что, — усмехнулся в усы Василий Андреевич. — Приглянулся, значит, — по-доброму заулыбался Калитин.

— Слухи ходили, что он с княжной Урусовой обручён, — тихо заметила Ольга Прокопьевна и выражение её лица тотчас сделалось грустным.

— Это не слухи, — вздохнула Марья.

— Ну, тогда и кручиниться по нему не стоит, — философски заметил Калитин. — Стало быть, не твой он. Но я не об этом с тобой говорить собирался. Твоей вины в том нет, — вздохнул Василия Андреевич.

Марья испугалась, что дядька каким-то образом прознал про то, что случилось между ней и Соколинским, пальцы её непроизвольно скомкали край скатерти. Калитин удивлённо воззрился на побледневшее лицо племянницы и заговорил поспешно, желая её успокоить:

— Мы тут с Ольгой Прокопьевной посовещались и решили, что на будущий сезон свезём тебя в Москву. Приданого большого не обещаю, но и в грязь лицом не ударим, — закончил он.

Марья поднялась со своего места, обошла стол и обняла дядьку за шею:

— Дядюшка, миленький мой, — выступили слёзы на её глазах, — как же я люблю тебя.

— Ну, полно, полно, Мари! — растрогался Калитин. — Чай не чужая ты нам.