Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ)

Потому наутро следующего дня он, как и обещал, отправился к условленному месту свидания, впрочем, не особо надеясь, что она придёт. Утро выдалось туманным и промозглым. Привязав вороного у клёна, что стоял на берегу, Михаил Алексеевич по камешкам перебрался на другую сторону и шагнул на лесную тропинку, ведущую в Ракитино. Скопившаяся на листьях деревьев влага, срываясь крупными каплями, оставляла мокрые следы на его светло-сером сюртуке. Соколинский поёжился, вглядываясь в белёсую мглу, что окружала его со всех сторон.

Послышались лёгкие шаги, и вскоре из-за деревьев показалась Марья Филипповна. Простое светло-голубое платье удивительным образом подчёркивало её природную красоту. Русые кудри от влаги завились мелкими кольцами и красиво обрамляли бледное, словно фарфор лицо. Марья Филипповна остановилась в нескольких шагах, робкая улыбка скользнула по губам:

— Надеюсь, я не заставила ждать вас слишком долго? — разглядывая из-под ресниц своего vis-a-vis, поинтересовалась она.

— Вас я готов ждать сколько угодно, — приблизился к ней Соколинский и, прикоснувшись в протянутой руке, едва дотронулся губами трепещущих пальцев.

На сей раз Марья Филипповна выглядела утончённой барышней, платье более скрывало, чем подчёркивало формы, что так запомнились Михаилу Алексеевичу в их прошлую встречу, но Соколинский поймал себя на мысли, что уже не может смотреть на неё иначе. Она более не была для него прелестной незнакомкой, а стала куда ближе, чем его наречённая. Стоило прикрыть глаза, вдохнуть тонкий аромат, и воспоминания о том, как сжимал в объятьях стройный стан, целовал тёплую, пахнущую резедой кожу, нахлынули с новой силою.

Испугавшись силы того влечения, что она пробуждала в нём, Михаил Алексеевич выпустил её ладонь. Повисла неловкая пауза. Марья Филипповна опустила голову, уставившись на носочки светлых сафьяновых туфелек, поворачивая в руках выточенную из дерева рукоять кружевного зонтика.

— Я понимаю вас, Михаил Алексеевич, — заговорила она тихо и удручённо. — Как же жестока оказалась к нам судьба. Вы ныне связаны обещанием, а, стало быть, мы не можем более видеться с вами.

Соколинский кивнул, соглашаясь с её словами, но сообразив, что она не видит, потому как смотрит вниз, а не ему в лицо, кашлянул, дабы очистить запершившее вдруг горло. Обещание, о котором говорила mademoiselle Ракитина, виделось ему отныне тяжёлыми железными оковами, отнимающими у него свободу и надежду на счастье.

— Мне лишь остаётся утешаться мыслью, что я могу стать вам другом, — отвечал он, и понимал, что обманывает сам себя.

Вовсе не ради того, чтобы предложить ей свою дружбу он пришёл к месту свидания. Ему вновь хотелось испытать то упоительное волнение от прикосновений, поцелуев, то страстное томление, что охватило его в прошлый раз, когда они поддались безумному порыву чувств, толкнувшему их в объятия друг друга. Но нынче не было той лёгкости промеж них, напротив обоих сковывало напряжение, и Соколинский уже пожалел, что поддался слабости и просил Марью Филипповну о встрече.

— Мы не сможем быть друзьями, Михаил Алексеевич, — подняла она голову, пытливо вглядываясь в его лицо и подмечая малейшие изменения в его настроении. — Забыть всё не в моих силах, но я более не потревожу вас. Мой oncle (дядя) решил, что мне пора подумать о замужестве. Совсем скоро я уеду отсюда, в Первопрестольную на сезон, и, возможно, уже навсегда, — печально окончила она.

— Марья Филипповна, — ощущая, как тисками стиснуло сердце в груди, шагнул к ней Соколинский и завладел её рукой, — вы ведь знаете, как мне больно слышать о том.

— Но что я могу сделать, Мишель, — назвала она его по имени, улыбнувшись ласково и кротко. — Я так же, как и вы, не могу пойти против воли моих родных. Обстоятельства разлучают нас.

— Воля моих родных не имеет значения, — торопливо заговорил Соколинский. — Это было моё и только моё решение, но я не могу его переменить, потому как… Ах, зачем я вам всё это говорю, вы ведь и сами всё знаете!

— Стало быть, Наталью Сергеевну вы любите, а я стала для вас лишь сиюминутным увлечением, — выдернула пальчики из его ладони Марья.

Против воли глаза наполнились слезами. Горько было осознавать, что даже нынче, после тех вольностей, что они позволили себе на противоположном берегу речки, Соколинского куда больше заботит Натали.

— Боже, — запустил руку в густые золотистые кудри Мишель, — каждая ваша слеза для меня, что острый нож в сердце, — вздохнул он.

Mademoiselle Ракитина обернулась к нему с самым печальным видом и будто бы невзначай поправила кудрявый вихор, упавший ему на глаза. Михаил Алексеевич поймал её руку и прижался к ней щекой, не выпуская её запястья, он повернул голову и стал целовать её раскрытую ладонь.

— Видит Бог, я желал бы поступить правильно, но не могу, не в силах отказаться от вас. Я не могу просить вас стать моей…

— Любовницей? — продолжила Марья, смущённо краснея под его жарким взглядом.

— Дайте же мне время, Марья Филипповна. Я должен объясниться… Я должен… — умолк он.

— То есть вы не оставите меня? — заглянула она ему в глаза.