Фаталист

Григорий Александрович подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный казак сидел на полу, держа в правой руке пистолет. Окровавленная шашка лежала возле него. Он периодически вздрагивал и хватал себя за голову, как будто припоминая, что сотворил. Выпученные глаза его страшно вращались. На человека, заманившего в грот девушек, он не походил. Нет, повесить на него эти убийства Печорин не позволит! Пусть ответит за разрубленного господина, и только. А полицеймейстеру лучше бы посерьезней отнестись к своим обязанностям, а то ведь можно лишиться кормушки, а вместе с ней и мечты о безбедном будущем.

Но сейчас надо было решать, как поступить с казаком.

Григорий Александрович не прочел решимости в его почти безумном, испуганном взгляде и, подойдя к полицеймейстеру, сказал, что напрасно тот не велит своим подчиненным выломать дверь и броситься туда, потому что лучше это сделать сейчас, а не ждать, пока убийца опомнится.

Вахлюев, нахмурившись, подошел к двери и назвал казака по имени. Тот откликнулся.

– Согрешил, Ефимыч, – сказал полицеймейстер, подражая просторечному говору. – Так уж нечего делать, покорись!

– Не покорюсь! – отвечал казак.

– Побойся Бога. Ведь ты честный христианин. Ну, уж коли грех тебя попутал, нечего делать: своей судьбы не минуешь!

– Не покорюсь! – закричал казак грозно, и слышно было, как щелкнул взведенный курок.

– Эй, тетка! – сказал Вахлюев старухе. – Поговори с сыном, авось тебя послушает.

Старуха посмотрела на него пристально и лишь покачала головой. Глаза ее были точно стеклянные, губы не переставали шевелиться.

Вахлюев досадливо сплюнул и негромко выругался.

– Митрий Георгиевич, – сказал, подойдя к нему, один из полицейских, – он не сдастся – я его знаю. А если дверь разломать, то много наших перебьет. Не прикажете ли лучше его пристрелить? В ставне щель широкая.

– Погодите, – сказал вдруг Григорий Александрович, повинуясь внезапной идее. – Я его возьму живого.

Ему не хотелось, чтобы Вахлюев предоставил Скворцову мертвого подозреваемого, который не сможет даже отпереться от убийств девушек. Это будет слишком уж просто.

– Да будет вам! – махнул рукой Вахлюев. – Стоит ли рисковать? – Кажется, предложение подчиненного ему понравилось больше.

– Да если я хочу? – твердо сказал Печорин.

Полицеймейстер пожал плечами.

– Ну, валяйте, – ответил он с явной неохотой.

В этот момент в толпе появился Раевич. Выглядел он, точно как во сне Григория Александровича – даже удивительно. Банкомет протиснулся между зеваками и остановился неподалеку от Печорина и Вахлюева. Полицеймейстер сразу заметил его, и лицо его мгновенно изменилось, приобретя какое-то напряженное, почти каменное выражение. Франт слегка наклонил голову, приветствуя его. Свою трость он держал за середину и слегка поигрывал ею, будто нетерпеливый зритель, ждущий премьеры.

– Я на секунду, – бросил Печорину Вахлюев и быстрым шагом направился к Раевичу.

Это было уж и вовсе удивительно. Банкомет и полицеймейстер отошли подальше и остановились, беседуя. Григорию Александровичу хотелось бы знать, о чем. Вездесущность Раевича поражала. И когда он успел свести такую тесную дружбу с местным полицеймейстером?

Вспомнился сон. Может, банкомет делает Вахлюеву предложение вроде того, что слышал от него ночью Печорин? Как он тогда выразился… Добавить небывалой остроты?

Дмитрий Георгиевич тем временем отрицательно покачал головой, затем взглянул на хату, где заперся казак, и снова покачал. Он от чего-то отказывался. Раевич принялся убеждать. Они стояли теперь к Печорину вполоборота, и можно было догадаться, что полицеймейстер колеблется, но все же не хочет делать того, что требует от него московский франт. Наконец Вахлюев в последний раз качнул головой и поспешно отошел от Раевича, проводившего его недовольным взглядом. Когда он поравнялся с Григорием Александровичем, одна сторона лица его нервно подергивалась. Вся вальяжная уверенность куда-то испарилась.

– Неприятности? – поинтересовался Печорин.

– А? – рассеянно отозвался Вахлюев. Потом понял и бросил быстрый взгляд в сторону Раевича. – Нет… Разумеется, нет! – повторил полицеймейстер более твердо и обвел взглядом своих людей. – Так что, вы решились? – спросил он Печорина.

– Да.

– Ну, в таком случае приступайте, – холодно сказал Вахлюев. – Только потом не жалуйтесь.

Оставив эту реплику без ответа, Григорий Александрович велел одному полицейскому завести с убийцей разговор и, поставив у двери трех околоточных, готовых при первом знаке ее выбить и броситься к нему на помощь, обошел хату и приблизился к роковому окну.

Сердце у него сильно билось, но не только от страха, но и от мысли, что он, как давеча Вулич, собирается испытать судьбу.

– Ах ты, окаянный! – кричал тем временем полицейский. – Что ты, над нами смеешься, что ли? Или думаешь, мы с тобой не совладаем? – Он стал стучать в дверь изо всей силы, а Григорий Александрович, приложив глаз к щели, следил за движениями казака, не ожидавшего с этой стороны нападения.