Фатальный Фатали

Ах, какая встреча с драмоделом и непристойным поэтом, жаждущим скачек с отпущенными поводьями (а это по части Юсифа-седельника!), который, впав в ожесточение, утверждает (вот у кого Юсиф нахватался бунтарских идей!), что религия - выдумка политиков! Не потому ли Юсиф, став шахом, ополчится на главного моллу, а потом - и на всю религию.

И, начав с пьес, которые, напишет потом Фатали, - пора иллюзий, пора надежд!... - перейдет к собственному жизнеописанию - повести о себе-лжешахе, чтоб плыть в море новых иллюзий.

ЛЖЕШАХ

Мастерская седельника Юсифа, прозванного Пехливаном за богатырское телосложение, находилась на площади, у шахской мечети. Вчера ханским конюхом ему было заказано зашить новые ремни к седлу и починить уздечку, и он, получив за срочность один туман, обещал к вечеру сдать заказ. Сидели пятеро друзей, и он рассказывал им: сначала, это он очень любит, о своих кругосветных путешествиях, когда был молод, а потом о дороговизне - то сгорает урожай из-за длительной засухи, то гниет из-за обильных дождей. Удивляюсь я безмозглому нашему правительству!

И вдруг на пощади показалось густое облако пыли. Юсиф, держа в руке шило, поднял голову и увидел торжественную процессию. "А вдруг ко мне?! за мной?!" - мелькнула мысль.

- А ну-ка, друзья, уходите, пока целы!

Но что это? Впереди шли слуги в пестрых костюмах и четырехугольных шапках, за ними знаменосцы, далее еще слуги, и один нес на голове большой круглый, будто солнце, медный поднос, потом стражники, вооруженные остроконечными пиками, - думали, металлические, а это крашеные палки! - и сопровождающие главного конюшего, который вел под уздцы красивого коня туркменской породы. Седло и попона на спине усеяны драгоценными камнями, нагрудник расшит золотом, уздечка украшена жемчугами, с шеи коня свешивалась кисть изумрудов. За ними - главный молла, военачальник, везир, казначей, звездочет, почтеннейшие ученые, богословы, славнейшие потомки пророка - сеиды, вся знать двора.

Шествие остановилось перед мастерской.

- По предопределению судьбы, - начал главный молла, - ты, мастер Юсиф, с этого дня...

Очнись, Юсиф, это же говорит тебе главный молла!

- ...обряд твоего восшествия на шахский престол!

- Высокочтимый молла! Не сошли ли вы с ума?!

"Ах, какой дерзкий! Будь иные времена!" - Пристало ли вам, почтенному человеку, потешаться над седельником?

Тогда выступил вперед военачальник:

- Ты, мастер Юсиф, являешься ныне...

"Что за бессмысленные речи?! Приняли гашиша? Наглотались опиума?!"

- ...а мы презренные твои рабы, псы твоего двора, можешь повелевать нами!

И начались чудеса. Будто Юсиф в Лондоне, в театре, и появляется белотелый красавец Теймурлан!... Сняв с Юсифа поношенное платье ремесленника ("А как же срочный заказ?!" В кармане остался один туман!), слуги надели на него богатое царское облачение. Главный конющий подвел коня, Юсиф сел, и процессия торжественно направилась во дворец.

Из окон и с крыш глазела на Юсифа удивленная толпа.

И тронный зал! И молитва моллы! И почтительное ожидание знати! И корона - впору, чему немало подивился главный молла. И опоясали мечом, осыпанным бриллиантами. И в руку скипетр. И дружные несмолкаемые крики: "Слава!" Торжественный гимн! Взмыла сигнальная ракета, и тотчас за городом раздались раскаты ста десяти пушечных выстрелов.

Хотя после Хафиза и Саади персидская поэзия пришла в упадок, но нашелся в этот день поэт, Царь Поэтов по имени Сируш, который переиначил недавно сочиненную в честь Шах-Аббаса оду, не пропадать же стихам?! и прославил редкие достоинства нового шаха, тем более что Аббас и Юсиф двусложные!

А потом придворные удалились. Но ушли не все.

- А кто вы?

- Мы евнухи шахского гарема, я старший, а это мои помощники.

- Удалитесь все, а ты оставайся! - Уж для кого-кого, а для главного евнуха Мюбарека нет никаких тайн. - По твоему лицу я вижу, что ты хороший человек, объясни мне, что это значит?

- ... Ах звезды! - "Вот дураки! Ну и ну! И кто нами правил!!"

Но в Юсифе-Пехливане заговорил голод: ведь ничего не ел!

- Я покажу вам дворец, пока будут готовить ужин.

Какие покои!... Первый зал устлан дорогими узорчатыми коврами, на стенах портреты шахов династии Сефевидов, а во взгляде Шах-Аббаса изумление: "Как ты здесь оказался?!" Юсиф не выдержал взгляда, отвернулся. Далее портреты знаменитых царей других династий: Ахемениды - Дарий, Кир, Сасаниды - Хосров, шахи персидские арабских, тюркских, монгольских династий; возможно ль, чтоб и его, Юсифа, портрет?! Но какой он династии?!

А они уже в четвертом зале - стены расписаны фресками: иранский богатырь сражается с мазандаранскими дивами, имеющими рога и хвосты; воин, цепями хлестающий море, которое посмело разметать персидский флот.

А вот и комнаты гарема: изображены юноши, предлагающие девушкам цветы, и девушки, протягивающие юношам золотые кубки, наполненные вином.

И вдруг - живая душа!

- А это кто?!

Удивился и Мюбарек, застав здесь Сальми-хатун: разве не дал ей Шах-Аббас разводную грамоту? Но успел шепнуть на ухо Юсифу:

- Сальми-хатун, любимая жена Шах-Аббаса. Должна была уйти, ведь развелась с ним!