Татено никогда не бывал в доках. Однажды, из любопытства, он провел весь день на деревянной скамье в зале ожидания паромной станции. То, что он увидел, захватило его полностью. Суда входили в бухту, отовсюду раздавались протяжные гудки, на берег летели швартовы, якоря рушились в воду из клюзов под аккомпанемент лязгающих цепей. Остров, куда ходил паром, назывался Ноконосима. В зале ожидания на стенах висели плакаты с видами острова и брошюры, которые Татено перечитал столько раз, что выучил наизусть. Ноконосима славился своими пляжами и рыбалкой. На фотографиях казалось, что белоснежные пляжи тянутся до самого горизонта. Кроме всего прочего, там в изобилии произрастали фрукты. В брошюрах особенно нахваливалась папайя без косточек. «Интересно, — думал очарованный Татено, — если у нее нет косточек, то что же там в середине?» Он решил непременно съездить в ближайшее время на Ноконосиму, отведать этой удивительной папайи и попрактиковаться с бумерангом на пляже.
Поднимаясь по дороге к храму, Татено услыхал какой-то рокот, доносившийся из-за поворота. Вскоре рокот перешел в рев, земля под ногами задрожала. В следующее мгновение мимо промчались не менее пятидесяти байкеров. Некоторые успели помахать подростку. «Клан скорости» — так называлась эта группировка-почти исчез с улиц Токио и Осаки, но здесь, в Фукуоке, еще сохранились остатки. Байкеры были постоянными клиентами магазина Нобуэ, а когда Нобуэ исчез, частенько наведывались в гости к Исихаре. У Нобуэ им нравились джинсы и гавайки, а что до мотоциклов, так преданнее клиентов было не сыскать.
Прослышав, что эта парочка — Нобуэ и Исихара — в свое время порезвилась в пригороде Токио, а теперь залегла на дно в Фукуоке, байкеры стали едва ли не поклоняться им. Вероятно, эти два уже немолодых человека представляли для них куда более интересную разновидность бунтарей, нежели якудза или правые радикалы, с которыми «Клан скорости» обычно враждовал. «Исихара-сан, — говорили они, — вы в любой момент можете рассчитывать на нашу помощь. А когда откроется еще один магазин?» Вожак клана хотел заключить с группой Исихары что-то вроде альянса, однако Исихара отделывался невнятными отговорками, не отказывая, но и не принимая предложения. И все же байкеры продолжали наносить Исихаре визиты, как бы в знак уважения. «Если мы чем-то можем вам помочь, только скажите нам», — все время повторял главный.
За поворотом дорога резко пошла вниз, но бухта Хаката все еще виднелась сквозь разрушенные стены гимназии. Солнце клонилось к закату. Из того места, где находится храм, можно будет увидеть, как красный диск скрывается за островом Ноконосима…
С другой стороны дороги виднелись стены детского сада. Разбитые окна зияли темными провалами, нарисованные звери почти полностью выцвели, а игровая площадка с качелями, песочницами и рукоходами превратилась в прибежище для бездомных. Повсюду виднелись картонные коробки и виниловые тенты. Бомжи перекрикивались между собой, но, увидев Татено, замолчали и попрятались в своих норах. Вероятно, сюда заглядывали байкеры и хорошенько напугали местный сброд. Может, даже и побили кого. Скорее всего, бездомные приняли Татено за одного из них, решившего вернуться и продолжить экзекуцию. Парк Рёюоти находился под контролем якудзы, да и народу там было предостаточно, так что местных особо никто не трогал. Но в других местах по всей стране бездомные постоянно подвергались насилию — ни дня не проходило без убийства. Количество нищих неуклонно росло — пока Татено пробирался из Токио в Фукуоку, он видел огромное количество оборванных людей, ютившихся на железнодорожных станциях, под эстакадами, на набережных, в парках и даже на автобусных остановках. На несчастных нападали ежедневно, и убийства бродяг давно перестали быть сенсацией.
Непонятно почему, но исполненный страха взгляд одного из бродяг взбесил Татено. Случись такое до его знакомства с Нобуэ и Исихарой, Татено сразу же попытался бы убить этого недоделка. В Рёкюти он охотился с бумерангом на ворон, а у себя в Яманаси убивал бродячих собак. В конце концов, он мог убить и человека. А бездомный бродяга — легкая жертва. Все, начиная с детского возраста, боятся потерпеть неудачу в жизни, и этот страх подогревается массовой культурой, изображающей бездомных как позорнейших неудачников, которым уже никогда не оправиться от своего поражения; они обречены клянчить деньги, питаться объедками, носить вонючую рваную одежду и жить в картонных коробках до самой смерти. С началом кризиса бездомных стали презирать еще больше. И многие делали вывод, что если уж совершенно нормально смотреть на бродяг свысока, то нет ничего зазорного в том, чтобы поколотить кого-то из них.