Фатерлянд

— Когда высадится первый десант, вам следует распространить слух о том, что некие коммандос из Кореи, говорящие по-японски и одетые в японскую форму, уже покинули город и направились в Токио, чтобы атаковать Императорский дворец и здание парламента. В этом случае правительство обязательно закроет аэропорты, морские гавани, а также перекроет дороги, ведущие в столицу. Так что значительная площадь окажется заблокированной еще до того, как вы начнете активно действовать. Крупные японские острова никогда не подвергались вторжению неприятеля, и у японцев нет опыта противодействия. Правительство и СМИ сразу же заговорят либо о ракетной атаке со стороны КНДР, либо о попытке захвата ядерных объектов. Разумеется, обострять ситуацию до предела было бы безумием с нашей стороны. Все, что нам нужно, — оккупировать один из внешних островов. Расстреляйте нескольких полицейских, возьмите кого-нибудь из местных жителей в заложники, и вопрос решен — японское правительство сразу начнет плясать под вашу дудку. Неужели они пойдут на то, чтобы уничтожить противника ценой жизни своих же граждан? Нет, конечно.

Слушая инструктора, Хан едва мог унять дрожь. Эта операция войдет в историю. Его не тревожила мысль, что Родина будет считать и его самого, и его людей отступниками. Кан сказал, что их семьи получат особые привилегии. И на самом деле, как только операция была санкционирована и обучение началось, семья Хана была перемещена из Кумхвы в Пхеньян. Со временем его семье обещали предоставить квартиру на проспекте Квангбок, а детей зачислить в одну из столичных школ. Вполне вероятно, что подобные привилегии получит семья каждого из участников операции. Какие гарантии? В любом случае альтернатива такая: либо с позором остаться дома, либо покинуть Родину героем, а что о них будут думать другие — справедливость все равно восторжествует.

Непосредственно перед началом операции Кан звенящим голосом зачитал письмо от Ким Квон Чоля:

— Приветствую вас, товарищи бойцы, верные воины! В тот час, когда вы готовитесь исполнить свою миссию, в вашей груди должна подниматься клокочущая волна гордости от осознания того, что вы отправляетесь прямо в пасть смерти ради вашей единой Родины, для которой не жалел себя наш Вождь и которой наш нынешний Великий Руководитель посвящает себя без остатка! Мы знаем, что ваши сердца бьются и ваша воля крепнет для той же цели. Вы отправляетесь выполнить самые заветные чаяния нашего народа, оставив покой и уют родных домов, и вы никогда не будете забыты Родиной. Приказы, которым вы подчиняетесь, отданы лично нашим дорогим Вождем. Неудача немыслима! Под его высочайшим командованием вы обретете победу и станете великими защитниками идей социализма, Родины и прогресса!

— Что вы думаете? Вы видите себя в роли Хон Гиль Дона?

Хан опустился на диван. Сам звук этого имени вкупе с образом молодого, здорового, розовощекого юноши приподнял ему настроение.

Чхве Хён Ир и Чо Сон Ли вскочили со своих мест и начали мерить шагами кубрик.

— Но Хон Гиль Дон был мальчишкой, — пробормотал Чо, воздевая взгляд к потолку. — А я — взрослый. Я солдат, простой солдат.

Чо был родом из Йонгдана, что в провинции Хванхэдо. Он и Чхве были исключением в команде, поскольку не происходили из высшего класса. Отец Ли Кви Ху, например, считался выдающимся инженером, Чан Пом Су родился в семье капитана Корпуса ПВО Пхеньяна, родитель Ким Хван Мок учился в Москве на врача, а мать была дочерью героя Революции, который приходился дальним родственником Кан Пан Сок — матери Вождя. В отличие от них, Чхве родился в семье небогатого фермера, а Чо был сыном повара. С политической точки зрения, их родословные были безупречны, но все же происхождение давало о себе знать. Чо слыл отчаянным солдатом — во всех смыслах этого слова. Он отлично зарекомендовал себя во время учений в горах; и при этом было известно, что он неоднократно шалил с женщинами на окраинах Пхеньяна.

— Никто и не говорит, что ты и есть Хон Гиль Дон, — заметила Ким, обхватив колени руками. — Командир выразился иносказательно.

— Это точно, — отозвался Чхве. — Какой там Хон Гиль Дон, когда он девок тащит в кусты.

Чо на мгновение залился краской, и Хану показалось, что разговор может принять нехороший оборот. Но Чо вздохнул, почесал голову, словно пойманный на озорстве ребенок, и все рассмеялись.

— Ну, я, конечно, не могу сказать, что совсем без греха. Однако дело не во мне, а в том, что женщин в Республике больше, чем мужчин. Самые красивые перебираются в Пхеньян, а остальным что? На Пхеньянской прядильной фабрике и на текстильном заводе процентов восемьдесят незамужних женщин. Что за жизнь у них — ни любви, ни секса! А я даже не пользовался своим положением. Ну, приглашал на пикник иногда, брал рис, кимчи, бобовую пасту, мясо и все такое… А ведь с продовольствием одно время было очень туго, вот они и пытались отблагодарить меня, чем могли. Я никого не заставлял.