Читаем Фацетии полностью

Фацетии

Члены городского совета города Сен-Галлен написали аббату не как князю церкви, а как обычному прелату (скажу попросту). Когда аббат на это пожаловался, то они ответили, что он — князь только до полудня, а они писали ему в этот же день после полудня.

Это мне рассказал Бернгард Гуслин.

135. ОСТРОЕ СЛОВЦО ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА

У швабов есть пословица: если в день святого Иоанна Крестителя ясная погода, то будет хороший урожай орехов[155]. В прошлом году так и было, и некоторые говорили, что будет много орехов, а один сказал: «Значит, подорожают колыбели». Когда его спросили, почему, он ответил, что многие девицы забеременеют, так как он знает, что деревенские юноши и девушки станут вместе ходить в лес собирать орехи и заводить любовные игры.

136. ОБ ОДНОМ АББАТЕ

Один седой аббат проходил мимо двух девушек и спросил у них, не надо ли им дать взаймы хлеба (у нас так принято окольно называть совокупление)[156]. Одна из них очень остроумно ответила: «У нас и дома есть вдоволь такого заплесневелого хлеба». (Она хотела намекнуть на его седину и старость.)

137. ОБ ОДНОМ ПТИЦЕЛОВЕ

Один Цвифальтенский птицелов, собираясь на ловлю, решил прежде помолиться и стал говорить: «Отче наш, иже еси на небеси». Так как дело у него дальше не пошло, то он, пожелав богу падучую и геенну огненную, начал молиться снова: «Да святится имя твое». Вскоре он опять сбился и сказал: «Чтоб тебя боги и черти побрали!», а потом снова: «Да будет воля твоя как на небесах, так и на земле». Предвидя вскоре новые неудачи, он вернулся к обычным проклятиям и провел большую часть дня в молитвах и богохульстве.

138. О СТАРУШКЕ, СОЧУВСТВУЮЩЕЙ ЕВРЕЯМ

Когда в страстную пятницу во время проповеди говорили о страстях господних, одна старушка, выходя из храма, посочувствовала евреям, говоря: «Боже милостивый, сколько хлопот было у евреев, которые должны были бодрствовать с Христом целую ночь».

139. О СВАРЛИВОЙ ЖЕНЕ

У одного человека была такая вздорная жена, что приходил ли он из трактира, работал ли, ел ли — вечно она на него наскакивала. За что бы он ни принимался, жена всегда его поносила, и чем чаще он ее колотил, тем более вздорной она становилась и еще пуще бранилась. Когда он увидел, что колотушки нисколько не помогают, он придумал другой выход: как она ни злилась, он не обращал на нее никакого внимания и все время играл на трубе, чего совсем не умел. Когда он это делал, она начинала бесноваться еще больше. Так как он не переставал, она вырывала трубу у него из рук. Когда же он, как ни в чем не бывало, снова брал трубу и невозмутимо продолжал играть, то, выходя из себя, жена убегала из дома, крича, что ее возмущает низость мужэ и что пьянство его для нее невыносимо. Когда на другой день она начинала свою обычную брань, муж начинал свою обычную игру. Поэтому жена, признав себя побежденной, отказалась от своих проклятий и пообещала мужу, что станет самой доброй, если только он бросит, наконец, свою трубу.

Достопамятный пример: женское упрямство надо обуздывать разными способами.

140. О НИЩЕМ, КОТОРЫЙ ПРИШЕЛ К КОРОЛЮ ФРИДРИХУ

Когда Фридрих Третий, Римский император, созвал в Нюрнберге совет князей, к нему пришел один нищий и попросил пустить его в залу, потому что он — якобы брат короля. И так как он очень настаивал, то дело, наконец, дошло до короля, который, удивившись этому, велел впустить нищего и спросил, откуда у него взялся такой брат. Нищий ответил, что все люди — братья по праотцу своему Адаму, и попросил, чтобы тот его по-родственному одарил. Король, которому не очень понравилась такая дерзость, дал ему только один крейцер (это достаточно известная монета). Нищий сказал: «Это нехорошо, непобедимый король, что ты брату своему даешь такой малый дар, когда сам ты так богат». «Пошел прочь! — сказал император,— если каждый твой брат даст тебе столько же, ты станешь богаче меня».

Другой нищий попросил у Альбрехта, герцога Саксонского[157], пфенниг во имя родства, которое их связывает. «Откуда взялось это родство?» — спросил герцог. Тот ответил: «От Адама — нашего всеобщего родителя». «Пошел прочь! — сказал герцог.— Если я стану давать всем таким родственникам хоть по одному пфеннигу, то мне не хватит ни герцогства, ни моего отцовского наследства».