Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти

– Да мыла жаль, огузок совсем и остался, а еще ведь обратно пылить… – Щербаков в смущенном откровении согнул плетеный казачий кнут.

– Ну, скажешь! Бери,– Худяков душевно сунул ему свою печатку и, подбирая двойную узду, повел своего жеребца на берег.

Вволю напившись, наполнив фляги и выкупав лошадей, Дьяков собрал казаков держать совет. Впереди, за водой, начинал подниматься лес, и прежде, чем окунуться в его тень, следовало выслать дозор.

– Дозвольте, вашбродь! – Афанасьев, свежий и бодрый после купания, с запалом тряхнул седеющим ковылем волос.– Возьму Худякова с Иванычем, и раз-два…

Сотник внимательно посмотрел на неугомонного десятника и усмехнулся в душе. Афанасьев покорял его сердце своей разительной проворностью и готовностью к делу, точно он бегал на десятке ног, не вспоминая о своих зрелых летах, полный какой-то неувядающей ядреной энергии.

– Ладно, годится,– Дьяков согласно качнул головой.—Только уж будь, Борис Константиныч, настороже. Тишина обманчива… и хлопцев береги… Шумнете, ежли что…

– Лады, Мстислав Алексеевич, будь покоен.

Казаки обнялись и расцеловались. Все молчали, провожая дозор, но все знали, что товарищи их могли уже не вернуться.

Глава 16

Когда тройка всадников смешалась в единое пятно и уже нельзя было разглядеть, кто из них кто, сотник с сосредоточенной медлительностью выбрал место у большого валуна и сел неторопливо.

«Кому много дадено – с того крепко и спросится, брат,– вспомнились ему слова Кускова.– Так что призови весь свой ум, Мстислав Алексеевич, помни, что все, кто остаются здесь, будут молиться и уповать на тебя».

Сотник повернулся, точно подыскивая более ладное по-ложение, и прислонился еще сырым от воды затылком к теплому камню. Взгляд его светлых глаз застыл в бесконечной думе: «Что нас ждет в Монтерее? Ох, Матерь Божья, по себе ли дело делаю? – кручинился он, но тут же и прижигал свою душевную слабость: – Нам нынче не до разбиву. В кулак собраться надо. Верно говаривал Баранов: «“Велика Россия – не обнесешь ее забором… А уж здесь, на новорусской земле – кроме нас ей защиты ждать неоткуда”»…

Дьяков посмотрел на мелкие камешки, кои точно за-стывшие вопросы, лежали у его ног: «Господи Вседержитель, окинь взглядом землю нашу и дай ответ. Доколе жить нам на острие меча? Доколе под страхом ходить, радости земной не замечая?.. А испанец себя уж, поди ж ты, победителем мнит? Ну да ладно, победитель победителю завсегда сыщется. Поглядим, чья возьмет. Пожалуй, стоит соглашаться с испанцами на всё… Потом ждать, тянуть время и ссылаться на Петербург, дескать, мы люди маленькие… сюда нас Государь направлял, ему и убирать нас. А ведь при самом основании жили так дружно,– вновь царапнули воспоминания.– Губернатор Верхней Калифорнии, равно как и все другие испанцы, в зависимости его находившиеся, пособили нашему брату. Помню ведь, как снабжали нас первое время и скотом, и лошадьми, и с Иваном Александровичем водили дружбу… Попы их покупали у нас товар разный на хлеб и на чистые деньги. Испанские господа, случалось, наведывались с женами по-гостить, да и мы к ним не раз объявлялись. Вот ведь судьба-злодейка! Жили, как должно двум соседним народам… И на тебе, нашла коса на камень…».

– Ваше благородие, наши возвращаются…

Казаки поднялись с травы, беспокойно вглядываясь в приближающуюся тройку.

* * *

– Ну, как там? – Дьяков пытливо смотрел на десятника, ощупью одергивая кафтан.

– Да как будто всё слава Богу… Можно ехать… Не угостите табачком, вашбродь?

– А свой-то уже пожег, никак?

– Да нет,– глаза Афанасьева хитро заискрились в пучках веселых морщинок.– Чужой-то, он завсегда слаще, Ляксеич. Хоть и с одного огороду.

– Ох, Константиныч… Жук ты еще тот! – сотник отсыпал из кисета в ладонь казака американского табаку.—Набьешь трубку, дашь пару раз садануть. Не хочу целую.

Сотник пристально посмотрел на дубраву, потом на обступивших его казаков:

– Веселей, братцы, живы будем – не помрем. Через пару часов Монтерей.

Глава 17

– Только не спрашивайте, Ксавье, как я спал,– хмуро заявил Эль Санто, когда днем встретился с комендантом в трапезной.

– Почему? – лицо де Хурадо было светлым и радостным: жена умудрилась-таки родить ему сына.

– «Почему-почему»! Потому что я спал плохо, Ксавье. И, признаюсь, удивлен вашим оптимизмом. Который, кстати, час?

– Двенадцать, одна минута, ваша светлость.

Длинные пальцы коменданта защелкнули серебряную крышку часов.

– У меня отчего-то уверенность, что русские уже на подъезде,– то ли сомневаясь, то ли утверждая, сказал после минутного молчания де Аргуэлло.

Комендант кивнул в знак согласия и вытер руки салфеткой. После обильной еды и бессонной ночи его крепко брал сон и раздирала зевота.

– Перестаньте прикрывать рот платком. Вы согласны со мной, что у политики нет сердца, только ум, Ксавье?

– Да, именно так. Перед вашими словами не устоял бы и святой…

– Довольно лести. У вас это получается слишком слащаво и не к месту.