Фатум. Том пятый. В пасти Горгоны

Капитан подхватил ее за талию, помогая перебраться через глубокий овраг.

– Прости, я так неуклюжа…

– Я этого не заметил. Вы редкая женщина, Джессика, и я горд, что любим вами. Осторожнее, дайте руку.

Они миновали каменную россыпь, вспугнув юркое семейство полосатых бурундуков.

– А вы смело себя вели,– она ободряюще улыбнулась, подбирая юбку.– Ты делаешь честь войне.

– С тобой это не трудно,– выдирая ноги из цепкой грязи, ответил он.– А ежели серьезно… – он на секунду повернул к ней бледное лицо с глубоко запавшими глазами,– непростительная цена за всё это. Пиррова победа…

– Andre,– Аманда понизила голос.– Ты видел? Я… я убила одного из них… Понимаешь, убила человека.

– Вы поражаете любую цель, мисс.

– Мне не до шуток, Andre!

– Мне тоже. Вряд ли этот дикарь задавался подоб-ным вопросом.

– Я так испугалась…

– Давай, я помогу тебе,– Андрей протянул руку.

– Да оставьте вы меня в покое, наконец!

– Как знаешь,– залитое потом лицо капитана выразило раздражение.

– Нет, нет, погоди! Дай руку… Прости, это просто нервы.

Она поравнялась с ним и, напряженно поглядывая на молчаливые заросли, сказала:

– Знаешь, холод вечности сегодня как никогда похолодил мое сердце. Я боюсь… Я не хочу умирать… Я хочу жить. Ведь мы так молоды… Помоги выбраться мне от-сюда.

– А что мы, по-твоему, делаем? Не отставай.

Капитан снова двинулся широким шагом, но вновь остановился, потому что Аманда не тронулась с места.

– Ну, что еще?

Она ничего не ответила, стоя с опущенной головой. Капли пота падали с ее подбородка на камни, уже почти окончательно содравшие золотую вышивку с ее туфель.

– Пассажир должен знать день своего отъезда, Andre, чтобы успеть собрать свой багаж. Поэтому скажи честно: сколько нам осталось жить. Нас всех убьют? Да?!

– Хватит истерик! Хватит! Неужели ты так жаждешь быть обманутой? – теряя терпение, вспыхнул Андрей.—Мы будем жить, слышишь? Мы обязаны выжить! Иначе ради чего все эти муки и кровь! Чего тогда стоит наша любовь? Или всё это бред?

– Нет, нет! Ты прав… – ее прекрасные глаза были полны слез, когда она прижалась к нему.

– А раз так,– смягчая тон, откликнулся он,– надеюсь, ты сделаешь всё возможное и невозможное тоже. Это ведь в наших интересах, не так ли?

* * *

Еще около двух часов они без устали уходили от проклятого места. Теперь никто не думал разводить костры; жевали лишь сорванные на ходу дикие ягоды и бежали от любой более явственной тропы, ибо встреча с человеком означала гибель. Лес снова притих, нагоняя студеный страх. Охваченные тисками паники, беглецы непрерывно стреляли глазами из стороны в сторону. Временами они слышали то впереди, то сзади какие-то подозрительные звуки, но не могли определить расстояние до них. Непролазные колючие заросли кустарника в конце концов вынудили их вый-ти к побережью. Земля здесь была болотистой, воздух наполнен запахом влажной гнили хвои, и при дыхании оставалось ощущение скапливающейся во рту слизи.

– Сыро-то как,– со вздохом прохрипел Палыч, с опаской поглядывая на огромное, медленно темнеющее небо и, продолжая брести за Соболевым, посетовал: – Вот и ребятушек наших не успели земле предать… Расклюют их вороны, растащит зверье…

– Ладно те,– хмуро обрезал Ляксандрыч.– Больше не надо солу – оплакали их уже. Лучше грей душу мыслью: что может краше быть бегов? Когда уходишь от травли —ни о чем другом не думаешь. Ты, похоже, забыл, старый, что лямки горб твой натерли?

– Ну, спасибо тебе, сват, на добром слове,– Палыч сплюнул в дымчатую от гнуса траву, обиженно выдирая из слякоти завязший сапог.

– Старая дружба не ржавеет,– в тот же миг подал голос Соболев и протянул жилистую руку денщику.

– Ослаб я, братец… Моченьки моей нет… – по-рыбьи хватая воздух, выдавил Палыч.– Стар я супротив вас, голенастых…

– Ну, ну! Еще брехни, что, мол, стоишь пред нами весь мокрый… уссавшись от страху… Да ты прежде мор-ской! Так – нет? Ты еще нас всех переживешь, дед. А ну, давай пособлю.

Соболев, приставив ружье к дереву, помог Палычу сладить перекрутившиеся вьюном лямки.

– Эх, Ляксандрыч,– денщик размазал по щеке комара и покачал головой.– Взял бы я тебя, ситный свет, за один край, да и поджег бы с одного конца до другого… вместе со всеми твоими «подсобками». Злобушка и ехидство – вот твой капитал, а на сие кукишь портки справишь.

– Ну ты и репей,– Соболев подхватил шомполку.– К нему с добром, а он с кулаком. Да у тебя что ни человек – то вор иль злыдень. Я ж, если и колю тебя словцом, так то от любви, поддержать чтобы…

Сырой мох зажулькал под сапогами Соболева, когда по цепочке прошелся ропот.

– Осадите, братцы, неладно тут!

Зубарев с капитаном, идущие впереди, подали пример —залегли у камней, выставив ружья.

Аманда – ни жива ни мертва – впилась взглядом в сумеречье, почувствовав, как кожа на лице натянулась от страха. Солнечный свет редкими нитями проходил между сплетениями ветвей, золотя замеревшую листву.

– Джессика,– едва уловимым шепотом окликнул капитан и поманил ее рукой.

– Что там? – Аманда, прижимаясь к земле, придвинулась ближе.