Фатум. Том второй. Кровь на шпорах

- Я здесь только потому, сеньор, что вы мне платите два пиастра в неделю, а вовсе не для того, чтобы умереть.

- Разумно,- взгляд дона скользнул по склонам холмов. В пустынной земле чувствовалось нечто тревожное. Может, потому, что он не мог выбросить из головы того наглого капитана? Может, именно в сей момент Диего впервые ощутил после девяти часов непрерывной скачки: кто-то идет по их следу. Осторожно, выдержанно, но неотступно, через каждый час стирая их следы своими. «Кто-то охотится за нами, но кто?..»

Когда он был еще корнетом, совсем юным, то жаждал зверских атак, с визгом шрапнели и звенящими сталью рубками… Тогда ему верилось, что драка лоб в лоб сделает его бесстрашным и закаленным, как булат дамасского клинка… Но, увы, заблуждался. Тем не менее бивачная жизнь не только лудила желудок походным харчем, она оставила свою метину: жажда одних атак - далеко не всегда муже-ство, а зачастую и глупость. Корень мудрости в этом вопросе - рассудительность, здравый смысл. Луис де Аргуэлло его, похоже, не имел, отсутствовал он и у его солдат.

«Если это капитан… - решил Диего,- то он в погоне за сатисфакцией, а она в сих местах,- майор еще раз беспокойным взглядом скользнул по неприютным гребням холмов,- только одна - смерть…»

Сто опытных драгун при мушкетах и саблях, а он с тремя слугами и не внушающим доверия проводником…

«Проклятие! Продолжать путь по дороге равносильно самоубийству. Вернуться к Бертрану?.. Чертовски жаль времени, но еще более жизни и секретного пакета, который поклялся доставить до места… Но если и поворачивать, где гарантии, что не отрезан путь? Дьявол! Возможно, они уже насыпают порох на полку и в ладонях катают свинец. Осторожность всегда окупается, а если повезет, дает и выгоду…»

- Поворачивай лошадей! - дон поднял на дыбы жеребца. Гонсалесы и Мигель тут же съехали на каменистую тропу. Им не надо было разжевывать, что из-за любой скалы они могли быть продырявлены пулями.

«Смерть дьяволу! А ведь андалузец прав! Лучше иметь одного врага, чем двух!» - стучало в голове Муньоса. Он яростно говорил с пристяжными и коренниками, концом своего возничего кнута обжигая уши одним, а ляжки другим. Но всё же устойчивый страх перед капитаном заставил его втихаря время от времени швырять пару-тройку горстей соли; белая, она яркой метиной оставалась на бурой земле.

Салатная зелень дубравы поглотила карету и всадников. Около лиги они крутились среди морщинистых кряжистых стволов, после чего спустились в ложбину песчаного яра, которая образовала настоящий лабиринт в стране утесов и скал.

Двумя часами позже майор направил карету в такие густые заросли, что папаша Муньос успевал только жмурить глаза, а всадникам случалось даже вынимать ноги из стремян.

Это были глухие, безлюдные места: империя скорпионов и змей, юкки29 и кактусов, скрывавших всадника со шляпой. На обочине звериной тропы ныряли за своей добычей канюки, а другие хищные птицы неслышно кружили над ними в вяло текущем воздухе.

Вконец измотанные, с кирпичными лицами, в изодранных плащах, они выехали из чащи. По приказу дона Диего возница продолжал раз за разом менять направления, выбирая каменистые участки, где копыто и колесо не оставляли явного оттиска.

- Дон, я умоляю вас, не гоните так лошадей! - временами орал ошалевший Початок.

Но всякий раз слышал веселое, неизменное:

- А зачем их тогда держать, если тихо ездить!

К концу дня они на славу замели и запутали следы, захмелели от усталости, но покоя на сердце не было. Диего был уверен: «хвост» всё равно найдет «голову» и, увы, скоро. Те, кто шли по пятам, шли не за их кошельком, они шли за их кровью. Тешило одно: если капитан со своими людьми приготовил для него петлю, то прежде не раз придется перевязать ее узел.

«О, силы небесные, смилуйтесь надо мной!» - тихо по-скуливал Початок. Его ячменные глаза с болью поглядывали на неутомимого андалузца и каменные спины его слуг. Задница папаши Антонио, похоже, испеклась за день на козлах и при каждом ударе кричала: «Господи, Боже! Этот сумасшедший испанец не успокоится, пока мы все тут не сдохнем». Увы, толстяку оставалось только скулить; кипя от бессильной ярости, он крепче нахлестывал лошадей.

Глава 18

Они стреножили коней в глухом распадке, с чахлой, мрачной зеленью на уступах. Стиснутый с двух сторон каменистыми зубьями, он напоминал разрушенный циклопический склеп. Как бы там ни было, а место майор выбрал толково, со знанием дела. Оно оказалось удобным как для ночлега, так и для наблюдения. Через узкую горловину теснины, как сквозь щель рыцарского забрала, был хорошо виден широкий разбег скоро меркнущей альменды.

Пока Мигель справлялся с костром и парусиновым навесом, оба брата кормили из шляп лошадей и рассматривали корявый строй каменных исполинов. Исчерневшие и выветренные тысячелетиями, они обросли глубокими трещинами, надломились, а то и упали.

Чтобы не вызывать подозрения, Антонио между делом чесал языком:

- Эй, братья-разбойники, чем занимаемся?

- А ты незрячий? - Гонсалесы нахлобучили шляпы.