- Смотри, хитрюга,- майор пригвоздил взглядом толстяка.- Этот человек должен быть честный католик.
- Хм, тогда Фарсало Плюшевый из Тласкалы. В меру смелый и надежный…
- Не пьяница?.. Клянусь честью, обижен никто не будет. Обещаю платить по два пиастра12
в неделю.Антонио от этих слов едва не поперхнулся. Нос покрылся потом волнения, щека нервно дернулась. «Два пиастра, ведь это же… Это, считай, что шестнадцать реалов… сто сорок четыре кондорина… двести сенсов!»
- Изволите шутить, ваша милость? - сказал Муньос и испугался. Четыре пары глаз дырявили его лицо.
- Запомни, мерзавец! - дон говорил спокойно, но в каждом слове ощущался гнев.- Есть две вещи, по поводу которых дворянин никогда не шутит: честь и месть. Сейчас у меня нет времени, а жаль… Я б занялся твоим воспитанием. Ну, как насчет двух пиастров в неделю?..
- Храни вас Господь! Вы еще спрашиваете! Да за такие сокровища вы, сударь, можете купить всю эту шайку с потрохами и всем ее барахлом.
- О нет, милейший,- Диего весело рассмеялся.- Людей у меня и своих, как видишь, хватает. Мне нужен только один человек, и, я надеюсь, ты уже понял, какой?
- Чума на мою голову! Простите мой болтливый язык, но то, что вы задумали, пахнет могилой!
- Брось пугать,- встрял в разговор Мигель.- У нас в Андалузии на каждом перекрестке ножи и пистолеты… Но все уже давно привыкли к этому и, право, не обращают внимания на бандитов. Разве что когда ссудят им, как нищим, немного деньжат на выпивку и табак.
- И всё же, я думаю, вам будет нелегко найти такого козла. Кому охота совать свою башку в пекло, нынче ведь всюду кровь. Туда только нырни - ого-го… не вынырнешь! Не-ет, сеньоры, клянусь своим домом, никто не отправится с вами за всё золото мира.
- Черт возьми! - андалузец хрустнул новой сигарой.-Скажи, могу ли я надеяться, что мы найдем туда дорогу одни?
- Одни? - мексиканец выпятил нижнюю губу и хмыкнул.- Одни - никогда.
- Вот как?
- Но с моей помощью, возможно, сеньор. Только знающий старожил сможет помочь вам обойти все ловушки. И этот человек - я. Едва увидев вас, я сказал себе: Антонио, рядом с этим господином не страшно и встретить дьявола! Вы не найдете более честного и преданного слугу, сеньор.
- Но и такого же болтуна! Мне нужен стоящий проводник-возница, а не вздорный индюк.
- О, Святая Магдалина! - Початок позеленел от злости, ломая пальцы.- Вы слишком давите на меня. Клянусь громом, я рассержусь, и тогда…
- Вот такой ты мне нужен будешь в пути.
- Так значит… - Антонио вспыхнул радостью,- мы можем пожать руки?
- Руки мы пожмем позже. Если всё будет в порядке. И вот еще, чуть не забыл. Ты умеешь готовить, чтоб мы не протянули с голоду ноги?
- Опять обижаете, сеньор! Спросите Сан-Мартин…
- Смотри,- де Уэльва похлопал Початка по мясистой щеке.- Бывшего стряпчего, что морил нас похлебкой из скорпионов от Веракруса до Мехико, я повесил на гвоздь перед въездом в город… - Он подмигнул ошалевшему трактирщику и весело добавил: - А теперь возьми задаток.
- Нет! Деньги я не возьму. Моя совесть не продается,- Антонио надул щеки.- Она сдается только на время. Ну, давайте обещанные пиастры, сеньор, считайте, что вы уговорили Муньоса.
Разговор за столом оборвался… Четыре жареных, с румяной дымящейся корочкой каплуна в томатном соусе при чесночной подливе опустились на стол; бутылки черного вина замерли вкруг них часовыми… Но не это заняло внимание путников, а та, кто принесла это королевское кушанье. Им всем улыбалась Терези. Де Уэльва куснул ус. Грудь прекрасной дикарки сводила с ума. Чуть прикрытая лифом скромного платья, она покоилась в корсете, как два темномедовых плода в роге изобилия.
Глава 4
В трех лигах от Мехико, много западнее последней городской заставы пылили двадцать монахов-иезуитов, все при оружии, верхами. Возглавлял их брат Лоренсо, в серд-це которого был вырубленный молитвой гранитный крест великой миссии братства. Ему не ведома была палитра эмоций, он не знал ни жалости, ни милосердия. В нем жила одна-единственная идея: справедливость - удел Господа Бога. Он знает, кому давать свое благословение. И душа его, как рьяно веровал Лоренсо, была дарована Всевышним Ордену Иисуса, в священное братство которого он входил вот уже тридцать лет. «Иезуиты, появившись однажды, остаются навсегда»,- было для него так же незыблемо, как тысячелетний восход небесного светила. «Орден бессмертен, ибо бессмертен».
Слово отца Монтуа являлось законом: «Мадридский гонец не должен добраться до Калифорнии… Что ж, они не доедут. Отныне андалузец - мой зверь. Я - его охотник. И я убью его!»
Они скакали в предзакатной мгле. Заходящее солнце заслоняла монументальная тень Западной Сьерра-Мадре, протянувшейся драконовым гребнем с севера на юг. Извилистая, рябая от избоин дорога, петлявшая меж двумя рядами древних каменных стен, созданных ветром и водой, привела их к старому Южному тракту. Он тянулся в Калифорнию от самого Веракруса, через Мехико и Пачуку, Керетаро, Окотлан13
и далее, за перевал…