Как и Гретхен, Елена обречена и отдана во власть демонических сил, спасение свыше кажется невозможным. Но во второй части действует также и своя символическая логика сюжета. Конечно, у Мефистофеля есть свои резоны спасти Елену. Он по договору должен выполнять все желания Фауста, ему также хочется выиграть пари. Отсюда и спасение Елены. Однако важным моментом в третьем действии является то, что в прекрасном мире Греции демонические силы оказываются парализованы, и сам черт в облике безобразной Форкиады выступает скорее как контраст, на фоне которого красота выглядит победой над хаосом. Мифологическая и символическая логика все-таки для третьего действия становится определяющей. Драма несет на себе ярко выраженные антикизирующие черты. Гете опирается на трагедию Еврипида «Елена». Богиня-мать Гера сотворила тень Елены, фантом, и обманутый Парис похитил не настоящую Елену, ее, подлинную, боги унесли в Египет. Незакрепленность во времени и пространстве — это форма существования духов, богов и идолов. Они могут присутствовать везде, во все времена. Люди этого не могут. Елена у Гете — не человек, а призрак, но она наделена языком, восприятием, ощущениями, любовью, страданием, раскаянием, гневом, то есть всем, что свойственно смертным. Она — медиум, через который циркулирует энергия любви всех времен. О ее любви к Ахиллу рассказывает легенда, согласно которой Ахилл по просьбе Фетиды был отпущен из царства мертвых; однако он мог оставаться только в Фере, и там происходила его встреча с Еленой; а полюбил он ее, когда увидел на стене Трои. Она и для Фауста идол.
Гетевская героиня приходит к осознанию того, что она не реальный человек, а идол. Ей выпала участь подчиняться желанию мечты. Но Елена — говорящая красота, не подчиняющаяся пространственно-временным связям. Как и в случае с другими образами, но еще более явно, Гете создает в драме эффект символической трансляции, и Елена тем самым вырвана из времени и истории, из течения жизни. Этот образ неповторимой красоты оказывается у Гете внутренне противоречивым в своей субстанции. Мы видим, что это создание поэта мучительно достигает самотождественности, причем только через воспоминания, к которым ее принуждает Форкиада-Мефистофель, играющий здесь отведенную ему роль Мнемозины; и эти воспоминания превращаются в сознании гетевской героини в ад, из которого она не может никак уйти.
Сознание Елены оказывается расколотым, разорванным; она себе самой кажется идолом. Безжалостные воспоминания, восстанавливающие историю жизни Елены, омрачают этот образ красоты. Она внутренне дисгармонична. Над прекраснейшей из женщин постоянно нависает аура меланхолии, и меланхолии неустранимой. Счастье для нее невозможно, ибо там, где она есть, всегда из-за нее начинается борьба. Гетевская героиня — страдающая личность, жизнь которой оказывается под угрозой.
Оказывается, что у призраков, каковыми являются Елена и ее свита, возможен страх, ужас перед судьбой. Видя, как Елена и хор, оцепенев от ужаса, воспринимают свою участь, Форкиада утешает их поистине по-дионисийски.
Мотив жертвоприношения играет в драме двоякую роль. Первое — он переносит Елену в Средневековье как жертву; она осознает себя идолом и остается идолом для Фауста. Второе — в качестве идола она приносит в мир войну, которую Фауст, спасающий Елену, ведет с Менелаем. Мы видим возвращение того же самого сюжета, сопровождающего всю жизнь героини.