Фауст

Покинул я поля и долы,
Глубокой ночью мир объят,
Ее священные глаголы
С душой в нас лучшей говорят.
Почиют в глубине сердечной
Все злые помыслы и сны,
Полны любви мы человечной,
Любовью к Богу мы полны.

Пудель, уймись! И взад и вперед не мечися!
Что на пороге ты нюхаешь там?
В угол за печкой ложися,
Свою подушку тебе отдам.
Как тешил прыжками ты нас вдоль дороги,
Стараясь нам ласку казать, а не злость,
Прими мою ласку ты после тревоги,
Как дорогой и тихий гость.

Ах! Как отрадно в тесной келье,
Лампада смотрит на тебя,
Опять в душе как бы веселье
И в сердце, знающем себя.
Опять наш ум глядит далеко,
Надежда снова горяча,
И жизни жаждем мы потока,
И жизни ищем мы ключа.

Полно рычать тебе, пудель! К звукам священным,
В душу вливающим мне благодати,
Эти звериные звуки некстати.
Люди встречают с укором надменным
То, чего не поймут,
Что перед добрым или вдохновенным
Им тяжело порицанье унять, —
Знать и собаке охота рычать?

Но, ах! Я чувствую, в противность доброй воле,
Довольства грудь моя не источает боле.
Но отчего ж поток подобный сякнет вдруг,
И жаждою опять томится дух?
Я испытал все эти превращенья!
Такой пробел есть способ восполнять,
Мы неземное станем почитать,
Алкать мы станем откровенья,
Которого нигде достойней, чище нет
Того, что новый дал завет.
Возьму я подлинник, раскрою,
С правдивым чувством, я взалкал
Святой оригинал
Перевести мне речию родною.

(Он открывает том и готовится.)

Написано: «Вначале было слово»[45].
Вот я и стал!
Как продолжать мне снова?
Могу ли слову я воздать такую честь?
Иначе нужно перевесть!
Коль верно озарен исход тяжелых дум,
То здесь написано: «Вначале был лишь ум».
На первой строчке надо тщиться,
Чтобы перу не заблудиться!
Ум та ли власть, что все, подвигнув, сотворила?
Поставлю я: «Была вначале сила».
Но в миг, как собралась писать рука моя,
Предчувствую, что все не кончу этим я.
Вдруг вижу свет! Мне дух глаза открыл!
И я пишу: «Вначале подвиг был».
Коль хочешь комнату со мной делить,
То перестань ты, пудель, выть.
Ты лаешь!
И мне мешаешь.
Такого соседа к себе не приму,
Из нас одному
Нет места в дому.
Хоть гостя гнать я и не сроден[46],
Дверь отперта, и ты свободен.
Но что я вижу пред собой!
Естествен ли исход такой?
Тень это? Иль на самом деле?
Мой пудель прибывает в теле,
Растет, — его не узнаешь,
Уж на собаку он не похож!
Какой упырь мной в комнату введен!
С гиппопотамом сходен он,
Глаза горят, ужаснейшая пасть.
Не вздумай ты пропасть!
Я знаю, братцы, как могуч
Над вами Соломонов ключ[47].

Духи[48]

(в коридоре)