Когда приблизился час расплаты, Фауст из легенды позвал «нотариуса и с ним нескольких магистров» и выразил свою последнюю волю, оставив всё имущество преданному слуге Вагнеру. В этом якобы нотариальном документе значились дом с садом, «крестьянское владение», 1600 гульденов, золотая цепь, серебряная посуда и «домашняя утварь»{401}. В награду за верную службу Фауст обещал Вагнеру исполнить любое его желание. Вагнер пожелал получить его «уменье». Фауст обещал, но прибавил, что Вагнеру придётся хранить его книги при условии, что тот будет их «любить» и «изучать прилежно». Кроме этого Фауст отдал Вагнеру в услужение знакомого духа, которого в «Вольфенбюттельской рукописи» зовут Ауэрханом, а в переводе P.F. – Акеркоком. Фауст предложил ещё одно условие, по которому Вагнер должен был опубликовать «искусство, деяния и все, что [Фауст] делал», в виде истории, но только после смерти Фауста{402}. Эта хитрая уловка объясняла появление «народной книги» о Фаусте. Введение условия, выраженного от первого лица, придавало легенде вид, близкий к реальности. Неискушённый читатель XVI века должен был легко клюнуть на удочку. Возможно, даже издатель верил в то, что публикует собственные воспоминания Фауста.
Если даже Фаусту было что завещать, ничего из его наследия не сохранилось до наших дней. Инструменты его эзотерического ремесла, например – эфемериды, которые он использовал при составлении предсказаний для епископа Бамбергского и Филиппа фон Гуттена, бесследно исчезли. Экспонаты, демонстрируемые в «Доме Фауста» в Книтлингене, не могут считаться действительно подлинными вещами самого Фауста. По небрежности или умышленно все вещественные доказательства его жизни были утрачены.
Елена и Иуст не пережили Фауста. Они исчезли так же внезапно и странно, как появились, и оставили мир людей сразу, как только из груди Фауста вылетело последнее дыхание. Хотя в 1587 году Шпис хранил молчание по этому поводу, в 1599 году Видман счёл необходимым добавить к тексту что-то вроде объяснения, исходившего от Иуста: «Я вынужден уйти потому, что отец умер, и матери более незачем здесь оставаться»{403}. Вероятно, так Видман пытался объяснить, почему среди множества людей, носивших имя Фауст или Фаустус, не нашлось ни одного законного наследника человека, называвшего себя Георгием Сабеллико Фаустом.
«Народная книга» о Фаусте не содержит ни одного, даже самого неуловимого намёка, способного раскрыть правду о Елене, малыше Иусте или о последней воле Фауста. В реальности мы знаем о последних днях Фауста не больше, чем о других событиях его жизни.
Суд над доктором Фаустом
Одно из событий, возможных, но так и не случившихся при жизни Фауста, выглядит тем не менее весьма знаменательным. Фаусту так и не довелось предстать перед судом, церковным либо светским, по обвинению в занятии магией. В то же время магия подразумевала сношения с дьяволом – потому что образованные богословы отвергали саму возможность независимого обладания магической властью. Ведьм всегда обвиняли в связи дьяволом, и документы ведовских процессов дают немало свидетельств того, как обвиняемые признавались (обычно под пыткой) в том, что они были связаны договором. По собственному признанию Фауста, он занимался практической магией – и, следовательно, был обязан заключить договор с дьяволом. Этот вывод дополнительно подкрепляется эксцентричными высказываниями Фауста о его «куманьке», то есть дьяволе. Заключив договор, Фауст оказывался таким же виновным в ереси и отступничестве, как ведьмы. Но почему Фауста не постигла их участь?
По одному из предположений, сама инквизиция (и, пожалуй, всякий нормальный человек) опасалась преследовать Фауста ввиду его теснейшей связи с дьяволом{404}. Но обычно именно страх заставлял инквизицию сжигать еретиков на костре. Мы уже знаем, что поведение некоторых современников Фауста обернулось для них самым суровым наказанием. Фауста, которого выдворили из Ингольштадта, посадили в тюрьму в Батенбурге и едва не взяли врасплох в Виттенберге, спасал от петли палача вовсе не страх.
Благодаря докторской степени Фауст принадлежал к классу патрициев, как комтур ордена иоаннитов он должен был обладать происхождением, к тому же он вращался в кругу аристократов вроде фон Зиккингена, фон Гуттена и епископа Бамбергского. Могла ли близость к власти защитить от обвинений в колдовстве? В истории известно немало свидетельств, когда обвинения в колдовстве выдвигались против римских пап, королей, королев и их придворных, и если иммунитета не имели представители высшей духовной и светской власти, то несомненно, что это распространялось и на более низкие уровни феодального порядка. Несмотря на то что большинство ведьм принадлежали к низшим слоям общества, социальная иерархия не обеспечивала надёжной защиты.