Фауст

Содомия считалась грехом, противным природе. Хотя общее определение содомии включало такие сексуальные акты, как мастурбация, взаимная мастурбация между лицами одного пола, а также половые сношения между лицами одного пола, терминология эпохи Возрождения допускала широкое толкование. Поэтому термин «содомия» означал многие преступления – измену, государственное преступление или публичное оскорбление монарха, богохульство, моральную нечистоплотность, этническую дифференциацию и многое другое. Так как наказания, прежде назначавшиеся за это «преступление», объединяли сексуальные табу с понятием религиозного греха, то «ересь» могла на самом деле означать содомский грех и наоборот. То, что обвинения в содомии в числе прочих выдвигались против «ведьм», лишний раз открывает связь между сексуальной и духовной девиацией, считавшейся преступлением против христианства{101}.

С сексуальным грехом ассоциировалось не только ведовство, то есть преступное колдовство, но также любые формы нехристианской магии. Хотя объявляя себя «вторым в магии», Фауст вызывал ассоциации с Заратустрой, мы вправе предположить, что одновременно он, не желая того, ассоциировался с Хамом, сыном Ноя. По мнению христианского писателя раннего Средневековья Иоанна Кассиана Римлянина, Хам, как сын сыновей Сета, унаследовал и сохранил их демоническую магию. Проклятый Хам стал героем обличительных историй, говоривших о пагубности распутства. В своём «Уставе» святой Бенедикт советовал читать по вечерам Collationes («Сопоставления») Кассиана, и можно не сомневаться, что, как монах-бенедиктинец, Тритемий был знаком с этим произведением. Вполне логично, что с позиций Тритемия Фауст мог выглядеть человеком с сексуальными отклонениями.

Для людей типа Тритемия уже тот факт, что Фауст занимался некромантией и практиковал «запретные искусства», означал отсутствие всяких моральных устоев. В работе Antipalus maleficiorum Тритемий с ожесточением доказывал, что ведьмы погрязли в разврате и состоят в «весьма грязных сексуальных отношениях» друг с другом, со своими жертвами и с демонами{102}.

Хотя сегодня взгляды Тритемия выглядят несколько экстремальными, в то время в этом не было ничего нового или необычного. Ещё апостол Павел связывал сексуальную девиацию с религиозной неортодоксальностью (Рим., 1: 26–28), а позднее Джованни Франческо Пико делла Мирандола (ок. 1469–1533) развил эту мысль применительно к магам. Для Тритемия и многих его современников занятие некромантией означало необходимость договариваться с демонами, в том числе вступать с ними в сексуальные отношения. Если же некромант был преподавателем, то, по логике Тритемия, подобный разврат неминуемо захватывал и учеников мага.

Фауст, занимавшийся предсказанием, определённо нуждался в помощи детей – главным образом мальчиков. По описанию Иоганна Хартлиба, как гидромантия, так и пиромантия исполнялись при обязательном участии ребёнка – мальчика или девочки. Вот как Хартлиб описывал гидромантию: «В то время как невинное дитя сидит, мастер заклинаний стоит сзади и шепчет в ухо тайные слова, пока сам Дьявол не возникает перед ним»{103}.

Документально подтверждён случай, когда учитель использовал своих учеников в подобном действе. Иоанн Солсберийский (1115–1180) приводил случай из своей молодости, когда священник, преподававший латынь, привлёк его к занятиям магией. В одном из опытов священник помазал ногти Джона и более старшего ученика елеем, чтобы увидеть в них отражение. В другой раз священник использовал в качестве отражающей поверхности полированную миску. Опыты начинались с «предварительных мистических ритуалов», а после помазания елеем священник произносил странные имена, которые, по воспоминаниям Джона, «наводили… такой ужас, что даже я, ребёнок, понимал, что эти имена должны принадлежать демонам». Напуганный Джон ничего не разобрал ни в ногтях, ни в миске, но его приятель сообщил, что видел «какие-то смутные фигуры»{104}.

Тритемий возбудил слухи о противоестественных сексуальных практиках, следовавшие за Фаустом на протяжении всей его жизни. Предположительно Фауст пустился в бега весной 1507 года. Если даже выдвинутые против него обвинения изобрёл Тритемий, это предполагает, что в то время в Кройцнахе циркулировали подобные слухи – или же эти слухи были результатом письма Тритемия. Тритемий закончил свой доклад Вирдунгу неопределённой фразой:

«Таков по достоверным свидетельствам человек, которого ты ждешь с таким нетерпением. Когда он к тебе явится, ты обнаружишь не философа, но глупца, коим движет его непомерная поспешность»{105}.