Фавор, или бабушкин внук

Клиент передавал Томасу свернутую купюру и брал из его рук крохотные целлофановые пакетики. Все это — разговор, передача денег и наркотиков — занимало не более минуты.

Неподалеку от банка «Леуми» к ним подошли два молодых хасида. Один из них, просунув в окно голову и не снимая шляпы, передал Тому деньги. Говорил он на какой-то чудовищной смеси иврита и русского.

Потом в их машину на заднее сиденье лихо запрыгнула красотка в облегающем джинсовом костюме:

— Шалом. Я затрахалась тебя ждать. Если будешь опаздывать, уйду к другому. Понял?

— Извини. Встречал в аэропорту друга из Нью-Йорка. Он, кстати, привез мне немножко кокса. Хочешь попробовать? Их, американский, с нашим не сравнить, наш просто говно. Нет, в долг я не даю, у меня железное правило. Но для тебя, так и быть, сделаю исключение, — Томас передал девушке пакетики. — Да, скажи Хаиму, что у него будут большие проблемы, если не вернет мне пять тысяч.

Девушка вышла и, как ни в чем не бывало, размахивая сумочкой, пошла по улице.

— Лерва^[8], — промолвил Том, глядя ей вслед.

Натан сидел молча. Признаться, к такому он не был готов. Том — наркоторговец! Влез в такую грязь! Еще и использует их давнюю дружбу в коммерческих интересах...

Смущали и проезжающие мимо полицейские машины. Натану казалось, что сейчас их остановят, потребуют выйти, устроят обыск. Наденут наручники. А потом доказывай в участке, кто есть кто.

Грустно. Ни черта не осталось от их дружбы. Какие-то детские воспоминания, дурачества юности. Слабенькие запахи, источаемые уже опавшей листвой. Впрочем, еще там, в Вильнюсе, когда им перевалило за двадцать, уже было видно, что они с Томом — слишком разные люди, и дороги их начали расходиться…

Потом Натан подружился с Эдикасом Басийокасом. Вместе учились в универе. Эдикас родом с хутора под Паневежисом. Самородок, он виртуозно соединял фольклор и модерн в своих стихах. Литовский язык, не слишком мелодичный и гибкий для поэзии, во всяком случае, менее мелодичный, чем русский или английский, в стихах Эдикаса раскрывался в таком неповторимом звучании, с такими обертонами!

Перед глазами Натана возник фонтан неподалеку от старого Вильнюсского кукольного театра. Еще было холодно, весна только началась, и фонтан был выключен. Вдвоем с Эдикасом — студенты первого курса — они сидели на гранитном холодном бортике. Спешили куда-то прохожие, на кольцевой разворачивались троллейбусы. Эдикас в меховой шапке, сдвинутой на макушку, читал стихи, говорил о призвании поэта, что призвание — это от Бога, не от людей...

Эдькаc, хэй! Как ты там, в свободной Вильне? Как твой литературный журнал?..

***

— Ты не боишься этим заниматься? — спросил Натан, все сильнее мучимый дурными предчувствиями. Может, не ехать ни в какой Эйлат? Попросить Тома, чтобы подбросил его к автобусной остановке, и вернуться обратно в Афулу?

Их машина стояла на тенистой улице, и они ждали последнего «клиента».

Томас пересчитывал деньги.

— Полиция теперь занята безопасностью, до нас у нее руки не доходят.

— А конкуренты?

— Эти опасны. Сейчас все хотят влезть на русский рынок, даже арабы, — он засунул толстую пачку денег в карман. — Ну где же этот лохас?^[9] Сколько его можно ждать? А-а?!

Все происшедшее потом длилось секунды, но в восприятии Натана растянулось до бесконечности. А событие и вправду относилось к разряду вневременных, тех, которые длятся мгновения, а изменяют жизнь навсегда.

Завизжали тормоза, и в двух шагах, перекрыв им дорогу, остановилась серая «Субару». Натан не успел повернуть голову, чтобы посмотреть, куда вдруг провалился Томас. Застыв, как истукан, глядел перед собой неморгающими глазами.

Из переднего окна «Субару» высунулся мужчина в черной маске. Фонтанчики огня вдруг запрыгали из его вытянутой руки. После каждой вспышки раздавался приглушенный звук: д-дух! д-дух! — и машина Томаса легонько подергивалась.

Мужчина в маске направлял пистолет в разные стороны. Д-дух! Д-дух!..

Натан словно онемел, ему стало страшно холодно. Но странно — им овладела непонятная уверенность в том, что именно сейчас он не погибнет. Хотели бы убить, стреляли бы не в капот машины, а по нему. И вообще он не причастен к этим разборкам драгдилеров! Он в этой машине очутился совершенно случайно. Не может же он погибнуть так бестолково!.. По краешку сознания вдруг скользнула нелепая мысль, что он обязательно вставит этот эпизод в свой будущий роман.

Взвизгнув шинами, серая «Субару» рванула с места и скрылась за поворотом.

— Натик! Натик, ты жив?! — кричал Том, тряся его за плечо...

***

...— Ты что, заснул? Или перегрелся на солнце? Спрашиваю еще раз: ты в туалет хочешь? Остановиться на заправке?

Натан вздрогнул, будто очнувшись. Бросил на приятеля странный взгляд. Посмотрел по сторонам. Он сидел в машине Томаса, и машина неслась по шоссе:

— А-а, Том, это ты... Нет, в туалет я не хочу, едем без остановок до Эйлата. Мне на ум пришла одна интересная мысль, сюжет для будущего романа. Про то, как один писатель встречается с другом детства — драгдилером и невольно помогает ему продавать наркотики. Потом на них наезжают...