Фаворит. Американская легенда

Вульф был фанатом чистой езды. Он никогда не использовал грубых приемов и сам наказывал тех, кто пытался облить его грязью. Известно, что он мог замахнуться и ударить наездника по лицу хлыстом, а потом честно рассказать распорядителям, что он сделал, когда ложь могла помочь выпутаться из неприятностей. Он скакал в клейминговых скачках с таким же рвением, как и гандикап в Санта-Аните. Он был также довольно острым на язык – несколько бранных слов из уст Мороженщика могли расстроить все планы соперников.

Джордж Вульф с самого начала был по статусу значительно выше рыжего Полларда. Пока Поллард спал в конюшне и столовался в кухне ипподрома, Вульф жил в комфорте в доме Уайти и ел домашние обеды. Поллард всегда оставался в тени Вульфа, но он был человеком независтливым. «Я знаю Джорджа, – смеялся он, – большая голова, маленькая задница, и рычит, как лев»{143}. Поллард утверждал, что именно ему принадлежит авторство прозвища Вульфа – Мороженщик. Он объяснял это так: «Во всех рассказах в вагонах для курящих я всегда слышал, что мороженщики и коммивояжеры – совершенно аморальные типы. А Джордж недостаточно приятный человек, чтобы быть коммивояжером»{144}.

Вульф ответил в том же ключе. «Жокею не обязательно быть атлетом, – сказал он репортеру. – Смотрите сами, Ред Поллард – один из самых сильных жокеев страны на сегодняшний день, а у него не хватит сил даже свечу задуть»{145}.

В те времена Поллард и Вульф нашли общий язык: оба отличались живым умом, рациональной манерой езды и отменным чувством юмора. Начиная с лета 1927 года возникшая юношеская дружба закалялась в суровых испытаниях на беговых дорожках ипподрома Ванкувера. Эта дружба продлится всю их сознательную жизнь и навсегда свяжет этих людей в истории конного спорта.

Глава 5 Одной ногой на том свете

Жокей Уоллес Лейшман, серьезно пострадавший после того, как его лошадь столкнулась с другой лошадью, лежит на дорожке на ипподроме Бэй-Медоуз, 1939

(Скачки и конный спорт. Дайджест)

Июльским субботним днем 1938 года полуголодный подросток пришел на автобусную станцию в городке Колумбус, штат Огайо. Он выглядел растерянным и дезориентированным. Полицейский подошел к нему и попытался заговорить, но мальчик, казалось, не знал и собственного имени. В кармане у него полицейский обнаружил 112 долларов, билет до Питсбурга и документы на имя Томаса Дауэлла, малоизвестного местного жокея{146}. Заметив, что Дауэлл в таком ужасном состоянии, офицер привел подростка в участок, где полицейский врач осмотрел его и попытался выяснить, что произошло. Дауэлл молчал, но казался глубоко потрясенным. Опасаясь, что юноша пострадает, если его отпустить, врач оставил его в камере и отправился звонить его матери.

Пока полицейский отсутствовал, Дауэлл снял брючный ремень, обмотал его вокруг шеи – и повесился.

Когда информация о самоубийстве дошла до ипподрома, никто, казалось, ей не удивился. За свою короткую карьеру Дауэлл узнал то же, что Ред Поллард и Джордж Вульф, как, впрочем, знали и многие другие наездники. Жизнь жокея – сплошной ад, иначе не назовешь. Ни в одном другом виде спорта спортсмен не идет на такие большие жертвы. Тяжкий труд, полуголодное существование – и ранняя смерть. Жокеи либо погибали под копытами лошадей, либо ломались, не выдерживая неизбежных нагрузок.

Три долгих года Дауэлл испытывал на себе все ужасы профессии жокея. Как и все, он истязал себя в стремлении удержать чудовищно малый вес тела. Утром унижался, чтобы ему разрешили выступать за ту или иную конюшню, а вечером сносил наказания и побои – и все время ждал, когда же ему попадется «та самая лошадь», которая вынесет его из бедности и страданий к вершине славы. Жизнь Дауэлла ничем не отличалась от жизни других наездников, эту жизнь не понаслышке знали все обитатели ипподромов. Так жил почти каждый жокей. И под таким непомерным давлением Дауэлл «дошел до ручки».

Они все называли весы «оракулом», и все были рабами этого оракула. В двадцатых и тридцатых годах весовая нагрузка, назначенная для лошадей во время скачек, обычно колебалась в пределах от 37,6 килограмма до 59 килограммов или больше – в зависимости от категории лошади и важности скачек. Наездник мог превысить назначенный вес не более чем на 2 килограмма – или его снимали с соревнований. Некоторые тренеры ограничивали эту цифру всего до двухсот граммов. Чтобы успешно пройти взвешивание перед призовыми скачками высокого класса, жокей должен был держать вес в пределах 51 килограмма. Наездники, принимавшие участие в соревнованиях в будни, должны были сбросить еще около 2 килограммов, а те, кто был в «низшем эшелоне» спорта, не могли весить более 45,3 килограмма. Чем легче наездник, тем на большем числе лошадей ему позволено будет соревноваться. «Некоторые жокеи, – писал Эдди Аркаро, – готовы были чуть ли не ноги себе не отпилить, лишь бы вписаться в рамки разрешенного веса»{147}.