В Антиохию триремы вернулись пасмурным холодным днём. Осенью в Сирии часто бывают сильные ветра и непогода. Пизон даже не появился на пристани, чтобы встретить Германика. Люди, толпившиеся в порту, с удивлением наблюдали, как бледного, измученного полководца под руки провели двое солдат, а затем, усадив в паланкин, задёрнули полог.
Поппей Сабин сразу же отправился к Пизону, но во дворец его не впустили. От главы стражников он узнал, что, как только Германик уехал в Александрию, Пизон отменил все его распоряжения и не планировал предоставлять свои легионы для подавления мятежей в Армении. От слуг Поппей услышал, что раб, пробовавший еду Германика, умер.
Поппей уже не сомневался в том, что полководец был отравлен по приказу Пизона. Он отправился в дом местного центуриона, где остановился Германик, чтобы быть рядом с другом в часы его болезни. У всех, кто сопровождал Германика в его походах, на душе было тягостно от дурного предчувствия. Люди понимали, что в ближайшее время его не станет.
ГЛАВА 41
Сразу после прибытия кораблей Германика в Антиохию Пизону доложили о недуге племянника кесаря.
Обрадовавшись этому известию, Пизон, однако, проявил любопытство, подробно расспросив солдат о состоянии здоровья полководца.
— Я сегодня же приеду в дом, где остановился Германик, чтобы его проведать, — заявил он и отправился к жене, чтобы передать ей новости.
Услышав о том, что яд произвёл нужное действие, Планцина надела свою лучшую столу, вышитую по краям золотом, и велела пригласить к себе арфистов, чтобы весело отпраздновать событие.
— Ливия будет удовлетворена, — сказала она Пизону. — Через пару дней Германика не будет на этом свете. Мы честно исполнили приказ кесаря.
Обняв Планцину, Пизон крепко поцеловал её в губы. Он был счастлив.
— Мы победили! Ах, как это оказалось легко, Планцина! Там, где проиграли лучшие полководцы, уступая воинским талантам Германика, я выиграл, отравив его!
Отстранившись, жена наполнила кубок вином.
— За тебя, наместник! — молвила она. — За твою главную победу в жизни!
Пизон, ухмыляясь, принял у неё кубок и, залпом осушив, вновь схватил её за талию. Хохоча, она позволила ему обнимать и тискать себя.
Едва начало смеркаться, Пизон, забравшись в паланкин, отправился в дом центуриона, где остановился Германию Его не удивляло, что полководец пренебрёг дворцом сирийских наместников, ибо, вероятно, уже подозревал, что отравлен.
Следуя по улицам, Пизон с наслаждением наблюдал за закатом. Вокруг него на площадях люди совершали покупки, торопились по своим делам или разговаривали, стоя в прозрачной тени.
«Меня ждёт великое будущее! — с удовольствием думал Пизон. — Годы правления, дружба кесаря, армия, которая станет меня слушаться. Совершив всего одно преступление, я открыл себе путь к власти и всеобщему преклонению». Он был удовлетворён. Германик ему никогда не нравился. Более того, Пизон завидовал молодому удачливому полководцу. Устранив его, он не только исполнил приказ кесаря, но и совершал поступок, который доставлял ему личное удовольствие.
Его паланкин остановился у обочины дороги, возле крыльца невысокого глинобитного дома. По мнению Пизона, дом был слишком скромным для такой великой личности, как Германик.
Он вышел из паланкина и поднялся на крыльцо. Дверь была открыта, в вестибюле громко разговаривали два преторианца и Поппей Сабин. Пизон заставил себя улыбнуться:
— Поппей, здравствуй! Я прибыл проведать Германика! Мне рассказали о том, что он болен.
Оставив собеседников, Поппей стремительно подошёл к Пизону и нахмурился:
— Слухи уже облетели город. Пизон... Но слухи не всегда правдивы.
— На сей раз они правдивы, — хмыкнул Пизон. — Я это чувствую.
— Ты это знаешь. Потому что ты виновен в его болезни.
Воцарилось молчание. Поппей пристально смотрел в глаза Пизону.
— Как я могу быть виновен в болезни Германика? — притворился удивлённым Пизон. — Я услышал о ней от солдат. Говорят, ему стало плохо в Александрии.
— Он заболел на следующий день после пира, который ты устроил для него во дворце! — огрызнулся Поппей Сабин. — И в Александрию он уехал уже больным. Моли богов, чтобы ему стало лучше, иначе ты жестоко пострадаешь.
— Но я не виновен! То, что Германик заболел после пира в моём доме — всего лишь совпадение.
Схватив Пизона за руку, Поппей потащил его к выходу из вестибюля. Солдаты, которые присутствовали при их встрече, с удивлением наблюдали, с какой бесцеремонностью Поппей выкинул из дома самого наместника Сирии.
— Всем известно, что это ты отравил Германика. Ты пренебрёг законами гостеприимства, подав яд за столом в своём жилище! Нет тебе отныне прощения. Если Германик погибнет, ты будешь наказан. Никто из солдат не станет тебе повиноваться — я об этом позабочусь. Здесь, в Антиохии, тебя повсюду начнёт подстерегать опасность и когда-нибудь людская ненависть тебя покарает.
— Но я действительно не виноват, Поппей! — в отчаянии закричал Пизон, стоя на крыльце дома. — Неужели на основании того, что Германик заболел после обеда в моём доме, можно уже выносить мне приговор?!