Фаворит. Боярин

– Нет. Ему сказал, что как в Москве разгрузится, так пусть тебя поджидает и далее – как ты велишь. Ты уверен ли в том, что удумал?

– Еще как уверен, Авдей Гордеевич. Нечего мастерским в Москве делать. За этим делом нужен глаз да глаз. А какой присмотр, коли на месте никого нет.

– Ну, то дело твое. За твои деньги хоть на руках все вынесем.

– Это да. Только все дело в цене.

– Ну, это как водится, – деловито развел руками купец.

После встречи с купцом и сытного обеда Иван направился к Рудакову. Все шло к тому, что Карпову удастся обернуться за один день, а уже рано поутру выдвинуться обратно. По меркам привычного Ивану мира, полсотни верст – и не расстояние вовсе, а так, сущая безделица. Здесь же – дневной переход для всадника, если без сменных лошадей. А потому в дорогу лучше все же собираться с утра…

Рудаков искренне обрадовался гостю и потащил того к столу, благо время было обеденное. Иван не стал отнекиваться, хотя и был сыт. Пришлось отдать должное хозяйке. Пусть и не ею лично приготовлено, тем не менее дом – это ее епархия. Понимать надо. И только после обеда они с Павлом уединились в его кабинете.

Не сказать, что не виделись до этого. Было дело, когда Иван только появился в Пскове. Во второй визит Карпова лекаря на месте не оказалось. Был на выезде, пользовал какого-то помещика, получившего увечье на охоте.

Вообще, Рудаков уже успел в Пскове обзавестись серьезным таким авторитетом. А то как же. Московская медицинская академия хотя и направляет сюда своих выпускников, но те – всего лишь молодежь, набирающаяся опыта. А по прошествии обязательного срока службы стараются побыстрее ретироваться из этой глухомани. И многие перебираются в Речь Посполитую, а там и дальше на запад. Ох, как это Ивану знакомо. Ничего не меняется.

Так вот, Рудаков смотрелся в выгодном свете даже на фоне московской профессуры. И дело вовсе не в том, что те тут отсутствовали и не составляли ему конкуренции. Нет. Павел уже давно и качественно превзошел своих учителей. За что был предан анафеме. Впрочем, жители Пскова о том ведали мало. А вот то, что выздоровевших у него побольше, чем отошедших в мир иной или ставших увечными, люди не приметить не могли. А отсюда и почет, и уважение, и добрая людская молва.

По классификации Ивана, Рудаков, конечно, в первую очередь – военный хирург. Но в ранах здесь недостатка нет. Во-первых, от Пскова до границы с Литвой не больше полусотни верст, а пограничные инциденты случаются с регулярным постоянством. Во-вторых, Псков – город торговый, и купцов тут хватает, на караваны которых случаются нападения. В-третьих, в окрестных лесах знатная охота. Карпов понятия не имел, как обстояли дела в его прежнем мире, но здесь крупного зверя много. А значит, и разных несчастий. Было и «в-четвертых», и «в-пятых», словом, практика у лекаря весьма обширная.

– Ого. А это что такое? – Иван в удивлении указал на дверь, по всему видать, ведущую прямо на улицу.

Лекарь как раз провел его сквозь свой кабинет в соседнее помещение. Довольно просторное. С полками, заставленными всевозможными склянками, колбами, ретортами и тому подобным. У окна стол, пара стульев. Эдакое совмещение лаборатории, аптеки и приемного кабинета врача.

– Вспомнил твой совет по поводу лекарской лавки, – с готовностью начал пояснять Рудаков, поведя вокруг рукой. – Оцени. По нечетным дням седмицы я прямо тут устраиваю прием больных. Ну, если не уезжаю никуда. Здесь же осматриваю хворых, назначаю лечение, готовлю и продаю лекарства. Сейчас пытаюсь уговорить двух подлекарей работать со мной. Тогда мы сможем принимать больных каждый день, чередуя друг друга.

– А еще ты сможешь наконец обзавестись учениками, – решил подначить Иван.

– Или научиться чему-то умному у молодежи, – не поддержав шутливого тона, возразил Павел. – Я, между прочим, и тут хаживаю в гости к знахаркам, продолжаю собирать у них знания. Все, до каких только могу дотянуться.

– Ну не заводись, Паша. Я же пошутил.

– Тоже мне шутник выискался, – недовольно хмыкнул Павел.

– Н-да-а, крепко же ты обижен на своего тестюшку, коль скоро так реагируешь на шутки. Не переживай, я тебя с этим самодуром ставить на одну ступень не собираюсь.

– Не смей так о Христофоре Аркадьевиче, – тут же вскинулся друг.

– Ладно, ладно, не закипай. Не сметь так не сметь. Прости, – выставив перед собой руки в примирительном жесте, тут же пошел на попятную Иван.

– Христофор Аркадьевич… Понимаешь, плох тот учитель, которого не превзойдет ученик. Но и принять это не так чтобы просто. Он уже оценил мои достижения, просто не может смириться с тем, что я так быстро вышел из-под его опеки.

Иван только отвернулся, чтобы друг не видел его выражения лица. Угу. Рассказывай сказки. Ни черта этот профессор не поймет и не примет. Хотя бы потому, что тогда ему придется признать, что он безнадежно отстал и теперь пришла пора самому поучиться чему-то новому. А это не так уж и просто. Не в том он возрасте. Опять же, шел он всю жизнь, шел и пришел к разбитому корыту. Нет, новое – это удел молодых и никак иначе.