Фаворит из будущего

– Пишите, Иван Федорович. Я же, с Вашего позволения, отвезу бумагу. Хочу после такого потрясения матушку свою и батюшку повидать. Да и батюшка бумаге этой ход быстрее даст. Завтра поутру хочу отправиться в путь.

– Конечно, поезжай! Так оно и впрямь лучше будет. Тебе сколько казаков в сопровождение дать?

– Да я сам доеду, Иван Федорович!

– Надо же такое удумал. Тут лиходеи на дороге всякие шалят. И не думай!

– Тогда давайте двоих. Лукьяна и Агея с моей первой роты.

– Добро, Григорий Павлович. А тепереча иди в баньку. Да еще раз скажи Захару, плохо тебя попарит, быть ему высеченным.

* * *

Афонов зимовник. Тот же день

«Приедет или нет? Смог я его убедить? Или ждать сотню казаков? Тогда и калаш не поможет», – накануне Александр пересчитал патроны в рожке автомата – всего девять штук. Двадцать один патрон он успел израсходовать, когда утверждался в непривычном для себя восемнадцатом веке. Девять патронов, отбитая у шайки Пахома фузея, шестнадцать килограмм серебра и двести грамм золота. Вот и все ресурсы для штурма российского престола. Да еще Герасим, который, судя по всему, уже окончательно убедился, что барин у него не простой, а значит с ним можно и в люди выбиться. Может так думает и подпоручик Григорий Половцев. Но это еще под большим вопросом.

Накануне, после солнечного затмения, он долго разговаривал с ним.

– Ты сам все видел. Сейчас я тебе дам коня и отпущу. Можешь возвращаться в свою крепость и забыть меня. Но тогда упустишь свой шанс. Фортуна дважды такое не предлагает.

– Что ты от меня хочешь?

– Чтобы ты помог мне не дать случиться большой беде, которая скоро случится в Санкт-Петербурге с государыней. Ее хотят отравить.

– Кто? – хмуро спросил Половцев.

– Ее личный лекарь.

– Откуда ты это ведаешь? – на лице офицера было написано недоверие.

– А откуда я ведал про солнечное затмение? – и через паузу, – Богу все известно!

– Ты Божий посланник?

– Да, – твердо ответил Александр.

«А почему и нет? Ученые вон хором утверждали, что путешествие во времени невозможно. Ну да, конечно, ответил Господь и перенос раба Божьего Чернышева в восемнадцатый век».

– Смертоубийства Государыни допустить никак нельзя, – задумчиво произнес офицер. – Она помазанница Божия.

– Вот Бог и послал меня спасти ее! – не моргнув глазом, сказал Чернышев.

Говоря об отравлении Императрицы Елизаветы Петровны ее придворным врачом, бывший студент исторического факультета Александр Чернышев не врал. Точнее, не совсем врал, а озвучивал одну их исторических гипотез, которая имела вполне весомые факты, чтобы быть истиной.

Дщерь Петра Первого Елизавета очень походила на своего великого отца. Ввнешне и по многим чертам характера. И если ей не передалась его жестокость, желание добиться поставленной цели невзирая ни на что, то страсть к плотским утехам – с лихвой. Историк М. Н. Покровский, признанный знаток елизаветинской эпохи, назвал ее «развратнейшей из Романовых». В ее постели побывали и аристократы, вроде французского посланника Шетарди, и откровенная чернь – мужчины «подлого» происхождения, вроде конюха Никиты, не имевшего даже фамилию. Правда потом, за свои труды на благо Отечества он получил дворянское звание и фамилию Возжинский. Дочь Петра Великого обладала отменным юмором и придумала фамилию от слова вожжи.

Все эти постельные плотские утехи и непомерные возлияния на бесконечных балах быстро состарили организм Елизаветы. Фактически, к своим пятидесяти двум годам Императрица превратилась в тщательно напудренную, напомаженную и задрапированную в шелк и атлас развалину.

Основным ее лекарем после 1754 года был грек Канониди, которого при дворе величали Петром Захаровичем. Но в сентябре 1760 года добрейший Петр Захарович умирает от разрыва сердца, так тогда называли инфаркт. На его место назначают шотландца Джеймса Маунси. Меньше, чем через полтора года его пациентка – Императрица Российской империи Елизавета Петровна умирает. Обычно после этого лейб-медик Ее Императорского Величества в лучшем случае попадает в опалу. Но только не этот англосакс. Он становится лейб-медиком Петра Федоровича, взошедшего на престол после смерти его августейшей тетки. Более того, новый император назначает его архиятром и дает чин тайного статского советника. Это все равно, что врача, лечившего бабушку – владелицу апартаментов на Остоженке, родственники после ее смерти премировали машиной. Так сказать, за труды. А если учесть, что в смерти императрицы Елизаветы Петровны были кровно заинтересованы Англия и Пруссия, с треском проигрывавшие России Семилетнюю войну, то деятельность шотландского лекаря становится очень подозрительной.