Фаворит из будущего

– Может, не будем заезжать к моему отцу? – вновь предложил Половцев, когда остался позади полосатый шлагбаум городской заставы. – Не поверит он. Еще арестовать тебя прикажет, как мошенника. Зачем тебе бумага на дворянство?

– Григорий, ты мне уже сотни раз это сказывал. В Петербурге никто не будет всерьез разговаривать с человеком подлого звания. Тем паче не поверят его словам.

– А что ж Бог тебе не дал грамоту дворянскую?

– Ты хочешь понять промысел Божий?

Половцев умолк, не зная, что сказать.

– Ладно, Гришь, не серчай на меня. Есть у меня задумка, как твоего батюшку убедить.

– Какая задумка? – встрепенулся подпоручик.

– Раз твой батюшка служит в канцелярии губернатора, то, стало быть, и о других губернаторах наслышан, а также других высоких сановниках.

– Ну и что с этого?

– А то, что ровно через неделю в Петербурге помрет Мятлев Василий Алексеевич, бывший губернатор Сибирской губернии, который ныне служит в Адмиралтействе.

– Василий Алексеевич вскоре помрет? – удивлённо воскликнул Половцев.

– Ты знал… знаешь его?

– Мой батюшка преподавал там навигацию. Василий Алексеевич был там директором. Потом моего батюшку оклеветали и если б не Василий Алексеевич, сослали бы его. А так только на гражданскую службу выперли.

«Ну, всё в масть ложится! Я все больше начинаю верить, что мой грандиозный замысел удастся. Помогу я вам, мои друзья боевые. В зародыше придушу бандеровскую мразь».

Размышления Чернышева прервал голос Половцева:

– Стало быть, двадцать седьмого февраля Василий Алексеевич представится?

– Да, – твердо сказал Чернышев. – Вот только когда сюда эта весть дойдет…

– Как мне сказывал батюшка, раз в неделю им приходит почта со столицы. Ее как раз принимает отделение моего батюшки. Поэтому он всегда в курсе всех столичных новостей.

– Тогда скажешь о Мятлеве своему батюшке. Вот он и удостоверится.

– Сам скажешь. Вот мы и приехали, – Половцев кивнул на двухэтажный дом, спрятавшийся за высоким дощатым забором.

«Да, небогато еще жили чиновники в восемнадцатом веке, – мелькнуло в голове Чернышева, когда он осматривал дом отца Половцева. – Надворный советник по-нашему, это заместитель губернатора. А то и сам губернатор. И дома у таких чиновников сейчас, будь здоров. Бывшие пионеры теперь имеют жилье, как дома пионеров. Тут же второй этаж вообще из бревен. Забор деревянный. Да, есть куда наших слуг народа раскулачивать».

В доме надворного советника Алексея Михайловича Половцева «казаков» Александра и Герасима приняли радушно. Конечно, с хозяевами за один стол их не усадили, но на кухне накормили вдоволь. Потом отвели в довольно просторную каморку на первом этаже, в которой была даже своя печь.

– Сегодня вечером али завтра поутру я переговорю с батюшкой, тебя позовут, – шепнул Григорий Александру, когда тот с Герасимом обустраивались в своем новом жилье.

В этот миг Чернышев был практически уверен, что он сможет убедить надворного советника пойти на должностное преступление и помочь ему – сделать выписку, будто из губернской родословной книги, в которой будет сказано, что податель ее является белгородским дворянином и едет в Санкт-Петербург для записи в Преображенский полк рекрутом.

«Сдохну, а залезу в постель к Екатерине Второй. Подкорректирую чуть-чуть историю. Не будет второго чуда Бранденбургского дома![15] И Галицию после разгрома Галицко-Волынского княжества я получше устрою, выдерну из-под крылышка дома Габсбургов[16]. И Декларации о вооруженном нейтралитете[17] тоже не будет. Притормозим пиндосов!

* * *

Санкт-Петербург, Временный деревянный Зимний дворец Елизаветы Петровны. 20 февраля (3 марта) 1761 года

На фоне весело потрескивающих дров в камине и исходящего от них тепла, разбойничьи посвисты вьюги за окном были какими-то уютными, еще больше добавляя умиротворения. В полной темноте спальни, недавно слышавшей томные глубокие женские вскрики-вздохи под аккомпанемент яростного скрипа кровати, устало прозвучало:

– Гриш, а тебе никогда не хотелось куда-то умчаться отсюда, от этого холода? От этого придворного лукавства и притворства?

– В Индию, что ль, матушка? Там сказывают круглый год тепло. И окиян там теплый, и пальмы на берегу оного растут. Так там аглицкая колония. Им кланяться что ли? Да я лучше в рыло любому англичанину заеду, – мужчина, лежащий рядом с женщиной на просторной кровати, сладко потянулся.

– Грубый ты, Гриш. Чуть что, сразу в рыло.

– Так нельзя ж по-другому, матушка. Схрумают! Даже не подавятся, ироды!

– И за меня в рыло дашь?

– Да кому угодно! Ты же уже спрашивала.

– Да может, передумал ты. Всякое бывает. Ведь такие есть рыла, что на плаху за них попасть можно.

– Да не пугай ты нас, Орловых, плахой. Наш дед без страха свою голову под топор самого Петра клал. И за свое бесстрашие им пощажен был. А его внуки что ль труса праздновать будет?

– Да мало вас. Пятеро только. А у моего проклятого армия будет!