– Да, Гришка, воевать ты умеешь и в отваге тебе не откажешь. Но думать, это не твое. Ты, чай, перепутал прусские войска Фридриха с голштинцами наследника российского престола. Ты хочешь тут, в Петербурге баталию устроить, как при Цорндорфе? Не смей больше при мне таких глупых разговоров вести! – гневно приказала великая княгиня. – Ты только пальцем тронь Петра, и государыня такой сыск учинит! А кто первый под подозрением будет? Я! Так что никак нельзя сейчас. Нигде нельзя. Ни здесь, во дворце, ни Петербурге, ни в Ораниенбауме. Нигде!
– А когда можно-то?
В спальне повисла тишина, прерываемая легким шорохом, шедшим будто от стен. Тараканы, вольготно себя чувствовавшие в деревянном дворце, не признавали ни положения, ни званий. Они одинаково бесцеремонно вели себя и в каморке истопника, и в покоях царственных особ.
– Когда не станет императрицы, – тихо произнесла Екатерина. – Мой дурачок власть удержать не сумеет. Нрав не тот, не в деда его великого. Только и умеет, что на скрипочке играть и вино хлестать со своей Романовной. А до этого ждем. И никак своих намерений не выказываем. Иначе перебьют, как тех тараканов, что за стенкой.
– Ой, смотри, матушка. Как бы твой супруг на следующий день после кончины императрицы в монастырь тебя не отправил! Вся власть у него будет!
– Не отправит, – после долгой паузы произнесла великая княгиня.
– Мыслишь, что его остановит, что ты мать Павла, наследника престола?
– Нет, Гришенька. Не токмо поэтому. Мой дурачок, уж не знаю почему, доверяет мне[29]
.– С чего бы это? – в голосе мужчины отчетливо послышались ревнивые нотки. – Какие такие прелести ты ему оказываешь, что он так расположен к тебе?
– Уж и сама не знаю, – Екатерина пожала плечами. – Никаких таких прелестей я ему не оказываю. Мне тебя полностью хватает.
После этих слов мужчина властно обнял Великую княгиню за шею и повали себе на грудь. Во время шуточной борьбы, возникшей между ними, пеньюар слез с плеча тридцатиоднолетней женщины, оголяя правую грудь. Мужская рука жадно схватила ее, быстро потеребила розовый сосок.
– Хватит! Не время сейчас. Поди всю ночь прокувыркались. Не о любовных утехах мои мысли.
– А о чем же, матушка моя? – мужская рука ослабла хватку, но не выпускала женскую грудь приятной округлости.
– Да вот думаю, если даже избавимся мы от Петра, как я задумала. Кто подо мной будет то? Только твои гренадеры да преображенцы. А как остальная армия взбунтуется? Что тогда?
– Че ей бунтовать то? Когда Елизавета Петровна власть с помощью преображенцев брала, никто ж не думал бунтовать.
– Да ты сравнил! Елизавета Петровна – дочь Петра Великого! Да когда она стояла перед преображенцами, они видели над ее головой лик ее отца! И в армии кто ж бунтовал бы супротив нее? А я кто такая?
– Мать наследника престола! Правнука самого Петра!
– Именно, что правнук! Чай не сын!
– Не пойму я тебя, матушка. Нет же в живых ни одного сына Петра. Алексей Петрович скончался после того, как услышал смертный приговор[30]
. Другой сын Петр Петрович в малолетстве умер.– А выблядки?
– Да у кого ж из сильных мира сего выблядков нет? У всех! Да только ж прав на престол они не имеют!
– Ох, Гришенька, я уж поначалу сегодня помыслила, когда твой план услыхала, что мыслить ты можешь остро. А сейчас глупость говоришь. Императрица Елизавета Петровна тоже ж выблядок. Она родилась, когда ее мать ее не была обвенчана с Петром! Но кто там в таких тонкостях разбираться то будет!
– Все равно не пойму я твоих слов, матушка. О каких сыновьях Петра Великого ты речь ведешь?
– Да ты разве не слыхал, кто у Петра Румянцева настоящий отец-то?
– Нет…
– Сам Петр Великий! Это я доподлинно знаю! Мой однажды мне по пьяни обмолвился. А потом и Елизавета Петровна дала понять, что правда это. Петр Румянцев сейчас генерал-поручик. Дивизией командует, что сейчас Кольберг осаждает. Двинет он свою дивизию сюда. Да твоих преображенцев он в прах разметет!
– А ведь и правду, похож Румянцев на Петра. Только щеки поболе…
– Есть еще один знатный сын Петра. Ум у него не чета твоему. Да и моему тоже, – после паузы добавила великая княгиня.
– А это кто еще таков?
– Ломоносов Михайло. Академик.
Санкт-Петербург, ул. Большая Морская, 61. 9 мая (21 мая) 1761 года
– Подите, сударь, вон! – зло выкрикнул крупный мужчина и резко вскочил со стула. Тот от резкого толчка отлетел прочь.