Фаворит из будущего

«Да, переборщил. Не надо было мне это говорить. Герасим и так мне предан в доску. А у Григория я еще больше вызвал недоверия. Ну, что сказано, то сказано», – парень нагнулся, схватил Герасима за руки и поднял с колен:

– Хватит. Выйди в другую комнату. Мне с господином офицером поговорить надо по секрету.

Подождав, пока за мужиком закроется дверь, Александр молча плеснул анисовку в два стакана. Один протянул собеседнику.

– Давай, выпьем, – предложил он.

– За что?

– За успех нашего дела. За то, чтобы во главе престола Российского стояли люди, которые любят Россию и пекутся о ее благополучии.

– Красиво говоришь, – промолвил Половцев, не сводя с Саши глаз. Но протянутый стакан все же взял и чокнулся им со стаканом Чернышева.

Мужчины выпили. Потом выпили еще – за здоровье императрицы Елизаветы Петровны. Потом еще – за славу российского оружия, которое и шведов било, и немцев било, и турок било.

«Дай Бог, чтобы еще и наглых англосаксов приложило», – подумал про себя Александр и улыбнулся своей мысли.

– Чего лыбишься-то? Чай не клоун перед тобой сидит!

Чернышев взял свою табуретку, обошел вокруг стола, сел рядом с Половцевым, обхватил его за плечи.

– Не, Гриша, какой ты клоун? Ты мой друг и помощник. Мы с тобой горы свернем!

Тот повернул голову, внимательно посмотрел на Александра и тихо промолвил:

– Ох, как бы нам с тобой головы раньше не свернули. Ты то что. С тебя как с гуся вода. Улетишь на небеса и был таков. А мне как? Или с собой на небеса захватишь?

– Гришь, на небесах все будем. А уж там будут решать, куда нас – в Ад или Рай. Решать по делам нашим. По-другому никак. Поэтому надо здесь, на земле успеть дела хорошие делать. Да такие, чтобы наверняка за них нас в Рай определили!

Половцев внимательно, глаза в глаза смотрел на Александра, потом молча плеснул себе в стакан водки. Попытался налить в стакан Чернышеву. Но анисовка закончилась. Тогда офицер налил туда из своего стакана.

– Давай, Саша, за нас и за нашу дружбу.

Никогда, наверное, Саша с таким удовольствием не чокался. Сегодня был определенно для него очень удачный день. Во-первых, он смог заручиться поддержкой Ломоносова. Пусть и не ключевой фигурой в России в середине 18 века, но довольно влиятельной. По крайней мере, свободно вхожей во дворец. Во-вторых, у него по-настоящему появился напарник. Военный, офицер, который может обращаться с оружием и в случае опасности прикроет спину.

Неожиданно в комнату вошел Герасим.

– Чего тебе? – грубо прикрикнул на него Половцев.

– Вот, господам, еще анисовки принес.

– Ай, да, Герасим. Ай да молодец! – пошатнувшись, Александр встал, взял у мужика бутылку и хлопнул того по плечу.

– Иди, Герасим спать. Нам тут поговорить еще надо.

Чернышев и Половцев еще долго сидели и говорили, постепенно опустошая бутылку. Человек двадцать первого века рассказывал, какой должна быть Россия и что у нее много врагов и сейчас, а еще больше будет в будущем. Но он обязательно поможет матушке – России, потому что далеко видит вперед.

– На века, – тихо проговорил он.

– Да иди ты! Эка загнул. На века!

– Эх, Гриша, кабы я мог тебе все рассказать… Ладно, налей лучше.

Наконец, еще одна бутылка анисовки опустела. Половцев сидел, положив руки на стол и уронив на них голову.

– Эко тебя развезло, господин офицер. Да, двадцать первый век не только в технологиях сильнее восемнадцатого!

Он попытался поднять своего собеседника.

– Вставай, Гриша. Надо в кроватку и баиньки.

Тот лишь мычал что-то невразумительное.

– Герасим! – гаркнул Чернышев. – Помоги их благородие в постель уложить! – приказал он появившемуся в дверях заспанному мужику.

Положив Половцева в кровать и приказав Герасиму его раздеть, Саша, пошатываясь, прошел в другой угол и рухнул на диван, как в бездну…

* * *

Половцев проснулся от каких-то непонятных звуков. Он с трудом повернул голову в сторону их источника. Там стояла кровать Чернышева. Около нее на коленях стоял Герасим.

– Черт! – Половцев буквально слетел со своей кровати. – Что с ним?!

– Плачут, ваше благородие, – тихо произнес мужик. – Уже час, как плачут. Еще маму зовут.

– Мама, мамочка… с каким-то детским всхлипыванием вырвалось у спящего Саши.

– Вот, слышите, ваше благородие.

– Я скучаю по тебе…

Половцев поправил одеяло, скомканное разметавшимся на кровати Чернышевым, долго задумчиво смотрел на его лицо, по которому пробегали гримасы боли и отчаяния.

– Ты, Герасим, от барина никуда не отходи. А то, не ровен час, с кровати упадет или еще что.

– Не волнуйтесь, ваше благородие. Охороню барина.