Фаворит из будущего

– Да ты, братец, нашел, куда заходить. Да еще речи там такие произносить! – поручик Ларионов хлопнул спасенного офицера по плечу. – Как ты там наследника то обозвал?

– Не обзывал я его! Я не супротив власти!

– Ладно, ладно, не ерепенься. Скажи хоть, что сказал? – Орлов отечески похлопал офицера по плечу.

– Сказал, что негоже наследнику престола российского перед немцем лебезить. Что русский штык всегда бил немецкого штыка. И будет его бить.

– Вот это верно! Тост за русское оружие! – заорал Ларионов. Тост от … как там тебя кличут-то?

– Поручик Половцев Григорий.

– Слышь, Гришь. Это тезка твой!

Все вокруг захохотали.

Ларионов продолжал:

– Тост от славного подпоручика Бахмутской крепости Григория Половцева. Виват русскому оружию!

– Виват! – гаркнуло с десяток крепких мужских глоток.

– Теперь выпьем за то, что я с этим славным офицером тезки. Наливай! – приказал Орлов слуге хозяина трактира.

Гульба продолжалась до глубокой ночи. Точнее до часу ночи. Ведь темноты в столице российской империи как таковой не было. В Санкт-Петербурге вовсю шли белые ночи. В этот день Александр Чернышев сделал решительный шаг в сторону российского престола. Он решительно замахнулся ногой, чтобы как следует огреть колесо истории и заставить его свернуть с намеченной колеи.

* * *

Царское Село, Екатерининский дворец, 31 июня (12 июля) 1761 года

– Помру я скоро, Ваня, – лежащая на постели Елизавета Петровна произнесла эту фразу обыденно, как нечто собой разумеющееся.

Шувалов, сидящий в кресле рядом с постелью императрицы, неожиданно поймал себя на мысли, что и он воспринял эти слова спокойно. Хотя раньше любые разговоры его царственной любовницы о смерти воспринимались им с большим внутренним протестом.

„Устал“, – тут же объяснил свое состояние мужчина.

Действительно, здоровье императрицы начало заметно ухудшаться с 1755 года. В ее кашле появилась кровь, стали опухать ноги. Плохое состояние усугубило отрицательные черты ее характера. Она чаще стала впадать в гнев по всяким пустякам. Могла надавать пощечин свои фрейлинам на балу за то, что их платья были похожи на императорские. Или отрезать локоны статс-даме, которые нарушали общепринятый фасон прически. К счастью для подданных, из-за тучности и опухания ног придворные балы стали устраиваться все реже и реже. Потом и вовсе сошли на нет.

В 1757 году, пребывая в Царском Селе, государыня прямо во время богослужения потеряла сознание. Тогда многие решили, что дни дочери Петра Первого сочтены. Канцлер Бестужев будто даже приказал фельдмаршалу Апраксину прекратить боевые действия с Пруссией, чтобы в случае чего помочь ему в борьбе с Петром Федоровичем, который становился фаворитом после смерти Елизаветы.

Шувалову невольно вспомнились те тревожные дни неопределенности. Он даже вздохнул из-за неправильно принятого тогда решения. Его царственная любовница к счастью выздоровела и учинила следствие – по какому праву после блистательной победы под Гросс-Егерсдорфом над Фридрихом Апраксин остановил боевые действия? Нет ли здесь заговора?

Воспользовавшись подозрением императрицы, французский, австрийский и английские послы „открыли глаза“ императрицы на главного интригана – канцлера Бестужева. Елизавета по привычке обратилась за советом к нему, своему фавориту, к своему Ванечке. А он, Иван Иванович Шувалов, сказал, что Бестужев взял уж слишком большую власть, а это вредит авторитету Елизаветы в Европе, словно она на вторых ролях.

„Зачем я тогда это сказал? – в который раз фаворит императрицы укорил себя. – Где тогда был мой разум? Разве не понимал, что я убираю главного противника наследника Петра? Теперь его практически невозможно остановить на пути к престолу. Елизавета и слышать не хочет сделать наследником его сына Павла. А Петр Федорович на престоле – это катастрофа для России“.

Эти воспоминания Ивану Шувалову особенно были тягостны еще и из-за того, что этот вздорный недалекий мальчишка, этот Петруша тогда вчистую переиграл его. Конечно не сам, а с подсказки австрийского посла Эстергази. Но все же. Наследник престола пришел к своей тете поговорить „по-родственному, без всякой утайки“. Он покаялся в своих грехах и безрассудном поведении, обещал исправиться, а винил в своей „дурости“ Бестужева, поскольку всегда исполнял его советы. В результате канцлер оказался в Шлиссербургской крепости.

– Что молчишь, Вань? – донесся до него голос императрицы.

– Извини, душа моя. Задумался.

– О, чем, Ваня?

„Эх, была не была. Надо еще раз попробовать убрать этого Петрушу“, – от волнения Шувалов даже сжал кулаки.

– Да тягостно мне. Все твой племянник у меня из головы не выходит.

– Дался он тебе. Боишься, что после моей смерти попадешь в опалу? – со стороны постели донеслись какие-то хриплые звуки, означавшие смех.