Фаворитка

И он впился мне в губы поцелуем. Я вскрикнула от отвращения, вывернулась и с остервенением потерла рот, желая избавиться от скверны предательства, испачкавшей меня. Глаза короля полыхнули яростью. Он обхватил ладонью мой затылок, сжал в кулак волосы и вновь прижался к губам.

— Моей была, моей останешься, — отчеканил он, оторвавшись от моего рта.

А потом толкнул к скамейке. Отлетев, я вскрикнула, ударившись о бортик беседки. Ив перехватил, завалил меня на сиденье и полез под подол.

— Нет! — в ужасе закричала я. — Не смей!

Он не ответил, продолжая избавлять меня от нижнего белья. Взбешенная осознанием скорого насилия, я размахнулась, ударила его по лицу и услышала звук, более всего напоминавший рычание. Я продолжала сопротивляться и уже сама не осознавала, что кричу ему, какая отборная брань срывается с моего языка. В это мгновение я забыла все уроки моей матушки, забыла, что значит быть благородной женщиной. Я билась за свою честь с остервенелой яростью. Защищалась, нанося вновь и вновь удары, куда придется, мало думая, что избиваю государя Камерата, потому что сейчас передо мной был не человек, потому что человек не станет делать то, что намеревалось сделать животное, рвавшее мою одежду. А потом меня ослепила пощечина, и я ощутила вкус крови на своих губах.

— Я никогда тебе этого не прощу, — прохрипела я и перестала сопротивляться.

Ив навис надо мной. Дыхание его было тяжелым, и взор, еще миг назад затуманенный ответной яростью, начал проясняться. Он смотрел на мои окровавленные губы, на разорванное платье, всклокоченные волосы, и слепое бешенство уступало место осознанию. Король отшатнулся, накрыл лицо рукой и застыл так ненадолго.

— Боги, — донеслось до меня. — Боги…

Наконец, он снова посмотрел на меня и выдавил сиплое:

— Шанни…

— Уйди, — со слезами в голосе простонала я. — Я прошу тебя – уйди-и.

Монарх кивнул, однако уйти не спешил. Он, покачиваясь, добрел до другой скамейки, тяжело на нее опустился и, уперев локти в разведенные колени, скрыл лицо в ладонях. Так он просидел какое-то время, а когда распрямился и посмотрел на меня, я услышала:

— Ты должна знать, что я не оставлю тебя. Сейчас более не трону и не заберу с собой. Оставайся здесь, пока не приведешь мысли в порядок. Более того, я не стану чинить препятствий в твоих делах, занимайся ими и далее. Я не потревожу тебя какое-то время, мне тоже надо прийти в себя…

— Певичка тебе поможет, — издевательски усмехнулась я.

Король поднялся на ноги, поправил одежду и пригладил волосы, после произнес:

— Ее уже нет в столице и более никогда не будет. Никто не встанет между нами.

И я расхохоталась. Это была истерика в чистом виде. Я виновна в том, что он изменил, она виновна в том, что встала между нами, придворные виновны в том, что он дал им повод потешаться надо мной, и только король ни в чем не виновен. Как же хорошо быть королем! Чтобы вокруг не происходило, он всегда останется чистым, даже если сам развел грязь.

Король подошел ко мне, присел на корточки и, достав платок, осторожно стер уже подсыхающую кровь с лица.

— Я пришлю Элькоса, — сказал он. После провел по щеке тыльной стороной ладони, я покривилась, и монарх поднялся на ноги: — До скорой встречи, душа моя.

— Прощай.

— Нет, — Ив отошел к выходу из беседки, обернулся и отрицательно покачал головой: — Я не откажусь от тебя, Шанни, — и повторил: — До скорой встречи.

Он ушел, а я снова повалилась на скамью, ощущая бессилие.

— О, Хэлл, — прошептала я, — дай мне сил…

Глава 10

— И как нынче чувствует себя мой пациент? — преувеличенно бодрым голосом вопросил магистр Элькос, войдя в родительские комнаты, которые теперь занимала я. — Оу, — издал он восклицание и усмехнулся: — Щечки порозовели, в глазах решительный блеск, хороша, как вешняя заря, и уже вновь рвется в бой. Девочка моя, как вы себя чувствуете?

Он навещал меня уже третий день. После визита монарха, оставившего меня растерзанной в беседке у пруда, маг прибыл спустя час с небольшим, должно быть, король отправил кого-то из гвардейцев первым, чтобы призвать мага. Элькос был сильно взволнован, но когда увидел меня, помрачнел. Поняв, что я не желаю разговаривать, магистр сделал свое дело, дал рекомендации Тальме, и ушел. Камеристка отправилась проводить мага, думаю, тогда и рассказала ему обо всех моих злоключениях.

На второй день Элькос прибыл с раннего утра, но опять не стал вести беседы о том, что произошло между нами с королем. Вновь врачевал быстро желтевшие синяки и разбитую губу, припухлость которой за ночь заметно уменьшилась. Маг посетовал только на то, что не может, как древние целители, вылечить меня за один раз.

— Была бы магия, я бы справился быстро, а телесные раны… — прервав самого себя, он вздохнул, а потом, погладив меня по волосам, подобно заботливому отцу, присел на скамеечку у кровати и просидел так некоторое время, храня молчание.