Фаворитка

— Я не смогу принять его, — наконец, сказала я, не глядя на магистра. — Как раньше уже не будет. Не хочу подпускать его к себе, а еще меньше желаю видеть в каждой смазливой мордашке соперницу и подозревать. Это разъест меня больше, чем то, что я чувствую сейчас.

— Не надо подпускать, — ответил маг, и я обернулась к нему. — Ваше возвращение вовсе не обязано должно означать, что вы уже всё забыли и готовы открыть ему объятья. Вы вольны ставить условия, и он примет их, уверяю вас. Дайте время вам обоим. А там, как знать… Поверьте, боль однажды притупится. Я достаточно пожил, Шанни, и испытывал разные чувства, потому могу судить о происходящем с высоты собственного опыта. В конце концов, когда-то вы уже начинали с расчета, почему бы и не выстроить ваши дальнейшие отношения с этой позиции? Ему будет достаточно того, что вы рядом и не отвергаете его, а вы продолжите строить новый мир. У вас это недурно получается. В любом случае, у вас есть время всё обдумать и прийти к определенному решению. А потому думайте, девочка моя.

— Предлагаете продавать себя? — невесело усмехнулась я.

Маг укоризненно покачал головой.

— Продавать, — фыркнул он. — То, что собиралась сделать баронесса Дарскейп на торжестве государя, вот это называется «продавать себя». Авансом стало ее непомерное декольте, расчетом она предлагала тело за королевские подарки. Продают для личной выгоды. И, выходит, что из вас двоих именно король готов продавать свои милости за возможность видеть вас рядом. Заметьте, не за тело. Если бы его интересовало только тело, он бы уже пару лет, а то и больше, как остался вашим воспоминанием. Страсть монарха проходит быстро, его же с вами связывает нечто более глубокое. А ему важно, чтобы вы были рядом – вся целиком, со своими заботами, интересами, увлечениями, мыслями. И, стало быть, вы покупатель, а не продавец. — Он улыбнулся и пожал плечами: — Мы все продавцы и покупатели. Пол тут роли не играет. И тело – не основной предмет торга. Каждый из нас чем-то и за что-то платит. Каждый ищет пользу: для себя, для других – какая разница? Это лишь вопрос формулировки и выгоды толкования.

Вновь отвернувшись от мага, я задумалась. Слова Элькоса были полны здравомыслия. Я пришла к королю не ради его любви или места на его ложе, а ради своей собственной цели. И ради этого играла роль, которую отвела мне герцогиня Аританская – кандидатка в любовницы. Я старалась завладеть его вниманием, изумить, приручить, позволяла притрагиваться к себе и целовать, не будучи влюбленной. Я делала это ради своей выгоды, впрочем, в тот момент мне казалось, что сумею вывернуть на дорогу дружбы. Наивность, присущая детям, у которых еще нет никакого опыта, руководила мной. Однако факт остается фактом – чувств у меня тогда не было, лишь желание добиться своей цели. Влюбленность пришла после... и почти угасла еще до того, как он сам привел меня во дворец после увольнения со службы герцогине.

И в первом моем появлении, и во втором Ив был не одинок, у него были женщины. И если графиня Хорнет стала кратковременной заменой мне, то Серпина Хальт провела рядом с ним два года, и это я разрушила их связь. Что до Хорнет, то я еще помнила свое внутреннее торжество, когда поняла, что, сидя рядом с ней, он продолжает искать меня взглядом. А еще не было негодования, когда она продолжала навещать его покои в то время, как я жила неподалеку и пользовалась первой взяткой – должностью помощника королевского секретаря. Даже сама старалась удержать его с той женщиной, пока она собственным языком не разрушила их хрупкие отношения…

Боги! Да ведь я-то и не собиралась занимать места этих женщин! И если от Серпины я пыталась избавиться, как от возможной помехи в моих будущих делах, и лишь в пору, когда пришла влюбленность, вместе с ней явилась и ревность. Маринетт же, напротив, прикрывала меня от страсти монарха. Меня не коробило то, что происходило у меня под боком, я была этому даже рада.

Всё так, но тогда он не был моим мужчиной. Не было нескольких лет совместной жизни, нежности, объятий и клятв, которые король так легко переступил. Не было доверия, а потому не было и боли, рвущей всё мое существо на части. Не так сложно было принять данность, когда он опоил меня, потому что убегать уже не имело смысла. И пусть во мне жила обида, что монарх присвоил себе право сотворить из девицы женщину, не спросив ее об этом, но и влияние мое на любовника заметно возросло. Я ведь не погнушалась им воспользоваться. И обида притупилась, я смогла его принять и ответить страстью на страсть, открыла душу навстречу и приняла, как своего мужчину. Но теперь он уничтожил всё это, и я не представляю, что однажды сумею вновь подпустить его к себе.